Беспокойные боги - Кристофер Руоккио

Имитариум Калена Гарендота был похож на эти сны, а также на голографические оперы моей матери.

Достигнув верха лестницы, я оказался на балконе с видом на Белый город Монарха. Солнце стояло высоко, почти прямо над головой. День был ясный и светлый, а ветер дул с запада, обдувая зеленые холмы, которых я никогда не видел.

Лабиринт исчез, исчезли столбы пара от приземленных кораблей, служивших Белому городу генераторами энергии, а вместе с ними и все корабли. Огромный город раскинулся за холмами и под массивным дворцом - море из белого камня.

Строительство было закончено. Вдалеке над всем этим возвышался бледный шпиль высотной наземной станции, известняковый фундамент уступил место каркасной конструкции из блестящей стали, с вершины которой поднимался лифтовой трос, черной полосой исчезавший в небе. Пока я наблюдал, бледный ромбик грузового подъемника поднимался по тросу, начиная свое медленное восхождение к небесам.

Онейрос исчез.

Я подошел к перилам, сразу вспомнив ветреные ночи на террасах зиккурата под замком Боросево, аромат духов Валки в ночном воздухе. Верх на перилах был из меди, блестевшей, как кованое золото, и, отвернувшись от города, я посмотрел на возвышающийся позади дворец.

Это была пирамида, увенчанная золотом и гладко отполированная, ее вершина, по моим прикидкам, возвышалась почти на милю от площади, которая лежала внизу, где играли высокие фонтаны и ходили взад и вперед люди.

Я осторожно дотронулся до перил и почувствовал холодный металл под пальцами.

Я отдернул руку, словно обжегшись. Я был так уверен, что это голограмма. Так уверен, что изображение города было подделкой, а ветер и шум далеких шаттлов - искусным симулякром.

"Великолепно, не правда ли?" - произнес глубокий голос со странным акцентом.

Повернувшись, я обнаружил, что не один. Человек появился словно из ниоткуда.

Я сразу узнал его, видел изображение, витавшее в воздухе императорского кабинета.

Он был высок, король людей, гигант истории и на самом деле. На его голове не было ни короны, ни венца, а волосы - черные, как у меня, - были намаслены и аккуратно зачесаны назад с широкого лба, плавно завиваясь за ушами. Вместо короны он носил золотой воротник, который полностью скрывал шею, простираясь на грудь и плечи. Латарранский сокол сиял на этом воротнике над грудиной, над головой которого красовался солнечный диск - единственный черный бриллиант диаметром в два дюйма. Он держался с достоинством императора, высокий и прямой, заложив руки за спину. Но если наш Цезарь был одет в белое, то Кален Гарендот был окутан тьмой. Действительно, туника до колен и плащ, ниспадающие из-под золотого воротника, были такими темными, что, казалось, впитывали солнечный свет, лишая белизны сияющий бледный камень, окружавший его.

Но под этой тьмой он был облачен в доспехи из мерцающего золота. Золотыми были поножи, закрывавшие его ноги, и золотыми - сабатоны. Из золота были нарукавники и латные рукавицы, скрывавшие могучие руки, и золотой пояс на его узкой талии, весь испещренный надписями на непонятном мне языке.

И его лицо!

Это был человек, излучающий силу. Власть и угрозу, с изогнутыми бровями и острым носом. Тени залегли во впадинах его щек, а глаза были как близнецы бриллианта на шее, черные, как ад. Сначала я принял его за Мандари, но, возможно, он был ниппонцем. Он определенно не был палатином, при всем благородстве его осанки.

И он улыбался, на его демоническом лице было выражение веселья, одна бровь приподнята.

"Великолепно, - сказал я, полностью поворачиваясь к нему лицом, - это будет великолепно. Однажды. Все это нереально".

"А что реально?" - спросил Монарх Латарры, положив одну золотую руку на перила слева от себя. "Только то, во что мы верим, или в то, во что нас заставляют верить, или в то, во что могут поверить другие. Я - Монарх, король Латарры. Что есть король, как не человек, который убеждает других в своей правоте? Что такое королевство, как не его мечта?" Он окинул взглядом видение своего города. "То, что ты видишь, реально, Марло, потому что я сделаю это реальностью. Я делаю его реальным".

Я улыбнулся. "Вы пытаетесь произвести на меня впечатление".

"Хочу убедить тебя в реальности твоей ситуации", - сказал Кален Гарендот. "Твой мир такой, каким я его создаю сейчас. Ты мой гость, мой пленник - если я того пожелаю". Пока он говорил, мне показалось, что я заметил голубой блеск в темноте одного глаза. "Зачем ты пришел сюда? Чтобы позлорадствовать надо мной в моем изгнании?"

Я моргнул, глядя на него. "Твоем изгнании?"

Кален Гарендот улыбнулся и достал из-за пазухи небольшой белый предмет.

Это был мой меч. Завоеватель Ашклама повертел оружие в своих позолоченных пальцах, изучая резьбу по слоновой кости, иридиевую фурнитуру и элементы управления. "Это не то оружие, которое я помню", - сказал он задумчивым голосом. Палец проследил резьбу на рукояти - львиную голову, гриву и крылья которой составляли рукоять. "Но оно все еще джаддианского производства. Это симург". Он имел в виду крылатого льва. Гарендот нажал на спусковой крючок, и клинок вырвался вперед. На фоне белизны окружающего нас города клинок казался голубым, как потерянное небо Земли. Монарх нахмурился. "Однако клинок имперский. Выкован на Фэе, я думаю?" Он посмотрел на меня, ожидая подтверждения.

"Да", - сказал я, но не стал делиться его историей.

"Мы встречались раньше?" спросил я, уже зная ответ.

Пирамида, шахматная доска, этот разговор о восприятии и мечах. Все встало на свои места, и я ощутил трепет ужаса и надежды, потому что ясно увидел свой шанс. Понял, что должен сделать.

Вместо ответа Кален Гарендот поднял мое оружие и направил острие прямо мне в сердце. "Скажи мне, - сказал он, - если я прикончу тебя там, где ты стоишь, что произойдет? Ты снова умрешь?"

Монарх подошел ко мне под углом и встал между мной и дверью, так что перила были у меня за спиной. Внезапно налетел порыв ветра, взметнув широкие лацканы моего пальто и взъерошив волосы. Я отчетливо осознал титанический обрыв позади меня, падение и ужасное долгое скольжение вниз по стене дворцовой пирамиды к городу, находящемуся, возможно, в миле внизу. Мне пришлось напомнить себе, что это не реально, что я нахожусь в камере той самой пирамиды, и что она еще не достроена.

Единственный во всей этой фальшивой реальности, я знал, что настоящий. Перила за моей спиной,