Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко

их мнению, являлся гарантией англо-шотландской унии, считали, что «…политическое участие более не связывает наш союз. Принципы, которые поддерживают его жизнестойкость, лежат в другой, более высокой и почетной сфере. Политические партии подвержены изменениям, их сражения вскоре забываются, но наши принципы не меняются, и наши действия остаются прежними, до тех пор, пока победа не увенчает наших усилий и прольются слезы радости – Пал Вавилон, пал…»[1063].

Ось борьбы, в которую были вовлечены оранжисты, проходила, по их мнению, по линии противостояния еретического римского католицизма и истинного протестантизма. И это делало их одновременно и борцами за веру, и вовлекало в политическое противостояние, целью которого было защитить униатскую политическую традицию. Кроме того, прочные связи с ирландскими оранжистами способствовали становлению общебританской оранжистской идеологии.

На протяжении всего XIX в. оранжизм в Шотландии был, по преимуществу, идеологией рабочего класса. Его распространение было медленным и относительно спокойным, будучи связанным с миграцией рабочих из Ольстера. Первая оранжистская ложа была основана в 1799 г., а уже несколько десятилетий спустя на юге и западе Шотландии появилось значительное количество оранжистов, но, в отличие от Ирландии, среди них практически не было представителей аристократии, которая традиционно отдавала свои симпатии тори. Это поставило сторонников оранжизма перед двойной проблемой, первая часть которой была связана с тем, что они не имели правовой опоры, подобно той, что была обеспечена им в Ирландии благодаря поддержке представителей власти, и вторая – в том, что они были дистанцированы от шотландских землевладельческих слоев. Именно поэтому во многих сельских регионах Шотландии оранжизм воспринимался как вредная идеология, наносящая урон социальному консенсусу.

С самого своего возникновения развитие оранжизма сопровождалось постоянными сложностями. В начале 1830-х гг. граф Гордон предложил принять правила оранжистской ассоциации, которые могли бы стать основой для реформ, однако эта попытка провалилась из-за сопротивления парламента, в заявлении которого было сказано, что оранжизм использует протестантские принципы для достижения политических целей. Но даже на этой ранней стадии развития рабочие представители оранжизма выступали против насильственных действий в адрес католиков, отстаивая вариант «конституционной защиты» прав собственности, на котором настаивал и сам Гордон. Таким образом, в первой половине XIX в. в деятельности оранжистов проявились два традиционные элемента шотландской идентичности. Во-первых, идея защиты протестантского наследия, которое рассматривалась как истинная религия шотландцев, а, во-вторых, ориентация на мирные методы, традицию «договора», «бондов», которая была укоренена в самом шотландском сознании. Оба этих элемента были поставлены на защиту шотландского юнионизма, в 1880-е гг. подвергшегося политическим вызовам.

Активное развитие оранжистской идеологии и организации приходится на 1860-е гг. В эти годы разрабатываются целые ритуалы и обряды Оранжистской ложи, которые должны были свидетельствовать о единстве протестантов в их борьбе за отстаивание принципов юнионизма. Количество тех, кто присоединялся к ложе, зависело от политической и социальной ситуации в Шотландии, но рост численности привел к тому, что к концу XIX в. в ее рядах насчитывалось не менее тридцати тысяч членов[1064]. Однако географический ареал распространения этой идеологии был не очень широк – главным образом, западное побережье, а также Глазго и его окрестности, что оставалось предметом беспокойства лидеров движения, таких как Джордж Маклеод и Чалмерс Иззет Патон. Эти политики полагали, что рост численности организации позволяет им считаться «государственной силой», что не только обезопасит самих оранжистов от возможных нападок со стороны противников, но и защитит протестантизм в Шотландии. Сам Патон выразил это в 1875 г., сказав, что «наше влияние растет и расширяется день от дня, и это позволяет нам сотрудничать с теми, кто не присоединился к братству, но носит его заветы в сердце. Такое стало возможным благодаря петициям от каждой ложи…, и, во-вторых, посредством расширения парламентского представительства. И те, кто готов поддерживать и защищать протестантские интересы, задействованы в этом»[1065].

Хотя сам Патон напрямую не говорит об этом, на практике оранжисты должны были поддерживать Консервативную партию Шотландии. Союз не был неожидан, как потому что идеологи движения стремились к обеспечению поддержки крупных политических сил, так и потому, что сама идеология оранжизма представляла собой сочетание роялизма с идеями конституционной, гражданской и религиозной свободы. В результате, такой альянс не был неизбежным.

Среди причин того, почему оранжистские рабочие организации поддерживали консервативную партию, существовали два фактора, один из которых был связан с самими оранжистами, а второй – с политикой тори. С одной стороны, представители оранжистской идеологии считали себя «безгосударственным народом, стремящимся к почетному миру с Англией»[1066], как это было высказано в послании к лорду Солсбери в 1884 г. В самом языке таких обращений очевидна отсылка к ковенантской идеологии с ее традицией договора в целях защиты англо-шотландского союза, традиции, которая в равной степени имела как религиозную, так и политическую основу. С другой стороны, консерваторы Глазго в борьбе за голоса избирателей стремились заручиться поддержкой электората, подавляющее количество которого в регионе составляли рабочие. Отсюда риторика, в рамках которой консерваторы становились «настоящими и истинными друзьями», а оранжистская платформа – той основой, где консерваторы объединятся с рабочими.

В процессе становления этого альянса более четко формировалась и политическая доктрина оранжистов. В конце 1860-х гг. целый ряд религиозных актов, направленных на изменение отношений между церковью и государством, способствовал росту опасений, что протестантская платформа, сформулированная Вильгельмом III, находится под угрозой. В 1870-1880-е гг. оранжистам представилась возможность продемонстрировать свою позицию, а также укрепить связь с консерваторами. Для многих протестантов Образовательный акт 1872 г. угрожал истинному божьему воспитанию молодежи, а оранжисты к этому добавляли, что паписты пытаются подчинить детскую мораль, насаждая итальянские принципы[1067]. Появление в шотландском школьном управлении таких консерваторов, отстаивающих основы протестантской образовательной доктрины, как Д. Катберстон, было отмечено Оранжистской ложей как несомненный повод для гордости, в то время как сами консерваторы использовали религиозный фактор в качестве средства привлечения избирателей[1068].

В то время как религиозно-политические чувства оранжистов подвергались проверке на прочность восстановлением папской иерархии в Шотландии в 1878 г., а также попытками радикальных либералов разрушить устои Церкви Шотландии в начале 1880-х гг., следующим испытанием прочности оранжистско-консервативного альянса стал гладстоновский билль о реформе 1884 г. На протяжении 1870-1880-х гг., испытывая вызовы реформ 1868 и 1884 гг., консерваторы осознали, что они более не могут выражать лишь интересы землевладельческих слоев и должны стать современной политической организацией в рамках национальной избирательной системы[1069]. Достижение этой цели, с одной стороны, ставило задачу трансформации тактических установок и расширения электората, а, с другой, сохранения основных идейных установок, среди которых протестантизм, в форме его евангелической ветви, ассоциирующийся с западно-шотландским торизмом, занимал немаловажное место. Если в рамках всей