От Рабле до Уэльбека - Оксана Владимировна Тимашева

Избрав своим героем Дон Жуана, Мольер совершил точное попадание в еще один характерный тип эпохи. Людей без веры, без правил, богатых и праздных, позволяющих себе все, что недоступно даже богатым буржуа— они доброжелательнее, — появилось слишком много. Порочный, притворно нежный, лицемерно страстный Дон Жуан делает смыслом своей жизни чувственную любовь. Дидакт и моралист в лучшем смысле этих слов, Мольер смотрит на свое персонаж одновременно с осуждением и восхищением. Ему нравится свобода и внутренняя раскованность этого безбожника в христианском мире. Сганарель говорит о нем: «Дон Жуан живет как гнусный скот, как эпикурейская свинья, как настоящий Сарданапал, не желающий слушать христианские поучения и считающий вздором все то, во что мы верим». О. Шпенглер и С. Киркегор справедливо полагали, что Дон Жуан в язычестве был невозможен, а в христианском мире, начиная со средневековья, да, «ибо христианство принесло мир чувственность». Дон Жуан наслаждается собственным наслаждением, доставляемым ему сознанием нарушения определенного запрета, преступления закона, вступления в единоборство с принципом. Этим в основном и отличается эротизм христианского мира от чувственности мира языческого. Дон Жуан Мольера характером своего поведения, нормами своей жизни близок Вальмону из «Опасных связей» Шо-дерло де Лакло и предваряет поведение других авантюристов более позднего времени, таких, как маркиз де Сад и Казанова. Гедонизм и эгоцентризм, богатая фантазия и прожектерство, вера в удачу и мелкие суеверия, непредсказуемость и импульсивность — черты многих авантюристов далекой эпохи, как отмечает одна из исследовательниц судьбы авантюристов XVIII века Сюзанна Рот.

Для пугливого Сганареля Дон Жуан хоть и знатный человек, но дурной, «чудовище, собака, дьявол, турок, еретик». В конце концов, небо карает нераскаявшегося грешника, а несчастный Сганарель оплакивает невыплаченные ему деньги. Мольер, имевший воспитание философа, вполне представлял себе значимость своего персонажа, понимал силу своего слова драматурга, отчего шайка (кабала) нападала на него все более ожесточенно и все так же исподтишка.

Вести салонные игры и одерживать в них успех — дело непростое. Человек эмоциональный и пафосный, Мольер в противовес двум лицемерам Тартюфу и Дон Жуану решил нарисовать человека искреннего и добропорядочного, прямо раскрывающего свои намерения. Таким стал его Альцест из пьесы «Мизантроп». Он всюду рвется напролом, хотя понимает умом, что ничего он не достигнет. Его прямолинейность, поначалу привлекательная, постепенно начинает раздражать, а потом и вовсе отпугивает. Для героев пьесы он смешон, а для зрителей трогателен. Вместе с замыслившим пьесу автором зрители понимают простую истину: нельзя лезть со своим уставом в чужой монастырь, нельзя обрушивать нападки на всех и вся, можно задеть невинных, нельзя поучать и просвещать в духе сторонников кабалы, имеющей деньги, чтобы ставить спектакли не только на сцене, но и в жизни. Достаточно вспомнить специально подготовленные провалы пьес, абсолютно совершенных, вроде «Федры» Расина, и успехи поделок-однодневок. Иными словами, в мысли своей Мольер приближается к философам-моралистам, салонным писателям, например Вовенаргу, который поведение таких, как Альцест, определил очень коротко: «Беда, когда у человека не хватает ума, чтобы хорошо сказать, или здравого смысла, чтобы осторожно промолчать: не было бы на свете таких людей, не было бы и докучных невеж».

Человек театра, Мольер видит мир как нескончаемую комедию, где есть абсолютные правила игры для бедных, бездарных и бездеятельных. Таланты иногда получают высшее снисхождение, для них возможны отступления. Иначе, кто обрадует мир, кто научит и заставит его смеяться? Делая своих героев часто носителями морали «золотой середины», сам Мольер сражался с жизнью с открытым забралом и, думается, вышел из нее победителем. Актер-философ, драматург поневоле, творец комедии дал миру непревзойденные образцы комического мышления и воплощения многочисленных фигур современников, весьма узнаваемых и сегодня.

Феминистский дискурс в «Монахине» Дени Дидро

Феминизм имеет более трехсот толкований в литературе. Одним из общепринятых является определение феминизма как теории равенства полов, лежащей в основе движения женщин за освобождение. Иными словами, феминистки высказываются против угнетения женщин и превосходства мужчин в историческом прошлом и настоящем и пытаются осмыслить пути преодоления мужского превосходства над женщинами. Целью феминизма является выведение женской духовности из сферы молчания и призыв к изменению культуры и обновлению общества. С этой точки зрения феминизм рассматривает текст как языковую фиксацию различных форм социального и полового неравенства. Позже на основе феминизма развивается еще более продвинутая теория гендера.36

В лингвистике дискурс трактуется как связный текст в совокупности с экстралингвистическими, прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами; текст, взятый в событийном аспекте, речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания.37

В настоящей статье речь идет о феминистском дискурсе в книге Дени Дидро Монахиня. При жизни этот автор, как и Вольтер, выступал «во всех жанрах, кроме скучного». Он писал научные статьи для Энциклопедии наук, искусств и ремесел и редактировал чужие тексты. Его перу принадлежат точные определения таких понятий, как свобода, гражданин, государь, тиран, общество, искусство. В отличие от Вольтера он не был принят при дворе и не искал светских меценатов как Руссо. Его отношения с русским двором и Екатериной Второй — это отдельная история. Издавая «Энциклопедию» он часто говорил не я, а мы. За последним местоимением стоит его принадлежность к движению Просвещения с его непростой идеологией и весьма разнообразным дискурсом. Просветители были великодушны, эгоистичны, независимы, бесцеремонны. Они желали всеобщего счастья, но свое находили только лишь в долгих и обстоятельных беседах с интересными оппонентами.

Дидро— знаменитый автор сократических диалогов. Самый известный из них «Племянник Рамо». Но все прочие его произведения также диалогичны. Восемнадцатый век не придумал иронию, но ею с удовольствием пользовался. Реальность для писателя превращается в фантазийную экзотику. Они стараются раствориться в речи, в словах. Это им не всегда удается, и их герои звучат порой как ангажированные философы. Именно как умудренный мужчина-философ звучит повествователь в романе Монахиня. Это социально-психологическое произведение представляет нам некую Сюзанну Симонен. По замыслу она естественна и простодушна, от ее имени рассказывается история пребывания девушки в нескольких монастырях, в раннем детстве и в юные годы. Всеми силами и средствами письма Дидро хочет подчеркнуть в женщине ее естественное начало. Вот сестры подходят к ее кровати:

Quand elles s’approchent de mon lit, je me retourne de l’autre cote: que verrais-je en elles? Deux creatures en qui l’intelligence a eteint le sentiment de la nature.

Как только они приближались к моей постели, я тотчас же поворачивалась