Ледяная тетрадь - Андрей Викторович Рубанов

Информация не может существовать сама по себе – это пища, которая желает, чтобы её сожрали.

Информация – агрессор, она атакует общество.

Фотография желает, чтобы её увидели. Статья желает, чтобы её прочитали.

Во времена Аввакума знания хранились в книгах, и были доступны только тем, кто умел читать.

Книжное знание не считалось товаром первой необходимости; чтение книг было уделом жрецов и царей. Книжная мудрость представлялась неочевидной, фантастической; из 100 человек 99 отлично обходились без неё.

Сами знали, от дедов, когда сеять, когда жать. Зачем книги, что́ там в них?

На кого же рассчитывали авторы церковной реформы XVII века, устраивая «книжную справу»? При чём тут вообще книги, если читать их могли только жрецы? Существование книг не влияло на жизнь народа.

2

Сходство двух процессов – европейской Реформации и раскола русского православия – очевидно, хотя между этими двумя событиями – разница более чем в сотню лет. Реформация в Европе началась в 1517 году. Раскол в русской церкви – в 1650-х годах.

Однако оба конфликта прямо связаны с производством книг. В случае Реформации – с книгопечатанием, работой станков Гутенберга. В случае с расколом – с переписыванием книг вручную.

Мартин Лютер, идеолог Реформации, никогда бы не добился своего, если бы его трактаты не печатались ультрасовременным для того времени промышленным способом.

Реформацию создал станок Гутенберга.

Библия Гутенберга была отпечатана примерно в 1456 году.

А что же первый русский книгопечатник Иван Фёдоров?

Московский Печатный двор был основан только через сто лет после того, как заработал станок Гутенберга, в 1563 году, в царствование Иоанна Грозного.

Первую книгу – «Апостол» – Фёдоров выдал в 1564 году. Всего же он издал в Москве всего две книги, после чего уехал, как сейчас бы сказали, эмигрировал, вместе со своим изобретением.

Однажды Печатный двор Фёдорова то ли пытались сжечь, то ли сожгли. Станок его то ли погиб, то ли уцелел, то ли погибла часть оборудования. Пожар возник то ли сам по себе, то ли имел место поджог, в котором обвиняли монахов-переписчиков, усмотревших в Фёдорове опасного конкурента.

Так или иначе, в 1568 году Фёдоров покинул Москву и перебрался сначала в Литву, потом во Львовский университет, и там проработал вплоть до своей смерти, печатал униатские трактаты; там и похоронен.

Но можно предположить, что история поджога типографии и бегства Фёдорова придумана позднейшими сочинителями, а на самом деле Фёдоров уехал, что называется, в «колбасную эмиграцию»; то есть в Литве, а потом во Львове ему просто предложили гораздо более высокое жалованье и лучшие условия, нежели в Москве. Но даже если Иван Фёдоров уехал за лучшей жизнью, мы за это не упрекнём русского первопечатника даже в мыслях. Мы тут никого не судим, поскольку и сами не хотим, чтоб нас кто-то судил, тем более – наши отдалённые потомки. Рыба ищет где глубже, а человек – где лучше.

Историю раскола будет правильно отсчитывать с момента отъезда печатника Ивана Фёдорова из Москвы, во второй половине 1560-х годов, в царствование Ивана Грозного, – и с последовавшего вслед за этим упадка книгопечатания в России.

Разгром первой русской типографии и эмиграция Фёдорова фатально сказались на развитии книжного знания России. Типография в Москве продолжила работать – но выпускала единичные издания, а подавляющее большинство книг переписывалось вручную.

Скажем, при патриархе Иосифе, в первой половине XVII века, во времена Аввакума, в России издано было типографским способом 38 наименований книг. Это, конечно, неплохо. Но к тому времени легендарный голландский издатель Христофор Плантен – только он один – выпустил в своих типографиях около 1500 изданий, в том числе молитвенников – 60 тысяч тиража. Сравнивать невозможно; видно, что Россия оказалась на задворках мировой информационной революции, отстала фатально.

Ещё раз: первопечатник Фёдоров увёз свою типографию из России в 1568 году, а реальная политическая потребность в типографских мощностях возникла только в 1652 году. 80 с лишним лет прошло – о чём тут говорить? У тех, кто помнил первопечатника Фёдорова, уже внуки выросли.

Передовая, прорывная информационная технология оказалась не востребована в России. Прискорбный факт.

«Интернет» – печатная, тиражированная книга – появился, но не появились его пользователи. Информационная революция свершилась, но в России её не заметили. Книгоиздание бушевало в Европе – но не в России.

Пока Алексей Михайлович грезил о мифическом престоле базилевсов, Голландия – образцовая и сильнейшая индустриальная страна, наподобие Америки второй половины ХХ века, – распространила свою власть едва не на половину земного шара.

Нам, нынешним, будет странно припомнить, что голландская акционерная торговая Ост-Индская компания, основанная в 1602 году, просуществовала вдвое дольше, чем, например, СССР (до 1798 года, то есть почти 200 лет), а её влияние на мировую историю вполне сопоставимо с влиянием СССР. Ост-Индская компания проводила самостоятельную политику и даже имела свои хорошо обученные вооружённые силы. Когда в России государь Алексей Михайлович Тишайший развлекался соколиной охотой – голландцы уже успели купить у американских индейцев остров Манхэттен, основать Нью-Амстердам (будущий Нью-Йорк), а затем и потерять его в результате конфликтов с англичанами.

Гордясь и уважая родную историю и героев её, следует понимать, что политически и экономически Россия XVII века, в правление Алексея Михайловича, во многом была страной отсталой, бедной, упустившей, казалось, шансы на соперничество с тогдашними сверхдержавами.

Соколиная охота, одна печатная книга в год, споры о единогласном церковном пении, Соляной бунт 1648 года, – нет, это не та страна, которой мы сейчас хотели бы гордиться. Это лапотная, посконная Русь, где ничего не происходило. Историки любят описывать её как чрезвычайно благочестивую и религиозную, но при этом свидетельствуют о повальном пьянстве и падении нравов.

Эта полусонная, сермяжная, угрюмая, косная, буксующая цивилизация к концу столетия породила бешеного Петра, а если бы не Пётр – появился бы другой лидер, учинивший решительные реформы и вырвавший державу из тяжких грязей.

XVII век – время Алексея Тишайшего, время Никона и Аввакума, – последний дореформенный, допетровский, последний век «тишайшей» Старой Руси, последний век прадедовской, патриархальной, дремлющей, жарко натопленной нашей родины, завёрнутой в соболя, неспешной, несуетной, заиндевевшей, звенящей колокольчиками троек, обиталище наших дальних бородатых краснокафтанных предков, наглых скоморохов, дрессированных медведей и дудочек-сопелок, крещенских гаданий и прыжков через костры, лесных татей с вырванными ноздрями, старух-повитух, бояр, стольников, дьяков и подьячих, безумных кликуш, убогих, юродивых, казацких ватаг, отвоевавших Сибирь; сусальный, милый, медленный, незлобивый, но при этом гневный, обильно кровавый, трагический последний век русской эсхатологии, когда приход Антихриста ожидался буквально со дня на день; последний век, когда религиозное сознание почти совпало с национальным.

Возможно, когда-нибудь мы ещё заскучаем, затоскуем по этому последнему веку, воспоём его; но не теперь.

3

Подробности истории раскола здесь будут изложены – максимально кратко,