Ледяная тетрадь - Андрей Викторович Рубанов

Все правители России, начиная с Ивана Третьего и заканчивая Хрущёвым, активно ссылали провинившихся в отдалённые и малонаселённые территории – и там предоставляли сосланным частичную или полную самостоятельность.

Ссылкам подвергались все слои общества: и простолюдины, и аристократы, а также военнопленные.

После поражения шведской армии под Полтавой тысячи пленных шведских солдат были сосланы в Сибирь. Всем им было дозволено получать материальную помощь с родины. Большинство шведов обрусели, переженились на местных девушках. После окончания Северной войны пленным разрешили вернуться домой, но из 30 тысяч вернулись только 5 тысяч.

Сосланные аристократы, оказавшись на новом месте, за свой счёт строили дома, организовывали торговые и промышленные предприятия и даже вели светскую жизнь.

Сосланный в Сибирь в 1863 году и далее перебравшийся в Приморский край польский аристократ Михаил Янковский стал крупным российским естествоиспытателем, географом, биологом, он создал первую в мире плантацию женьшеня, занимался коневодством и оленеводством, книгоизданием, музейным делом… Ссыльный польский вольнодумец превратился в «гения места» русского Приморья.

Сослать могли и на определённый срок, и пожизненно. Сосланному могли разрешить взять с собой семью. Сосланному могли разрешить женитьбу, а могли и не разрешить. Существовало несколько режимов ссылки, из которых самый щадящий назывался «вольное поселение».

Таким образом, ссылка использовалась не только как способ наказания, но и как способ колонизации отдалённых диких территорий.

У этой схемы был и побочный эффект. Многие тысячи умных и деятельных людей, сосланных в Сибирь, в Заполярье и на Дальний Восток, постепенно, за столетия, создали особый тип мышления, сформировали свою ноосферу, эгрегор.

Сибиряк – почти всегда вольнодумец; он критически настроен по отношению к центральной власти, он повинуется приказам из Москвы нехотя, он привык рассчитывать на собственные силы.

Казаки, первыми из европейцев заселившие Сибирь, – всегда были людьми вольными, они привыкли к свободе и самоуправлению, и считали себя отдельным сословием.

Упрямые староверы, последователи Аввакума, во множестве расселившиеся по Сибири, – тоже не были (по понятным причинам) лояльны власти, и тоже старались жить наособицу.

Сибирь – это земля каторжан, лагерников. Сибиряки это знают – и относятся к этому спокойно; в Австралии, например, считается даже почётным возводить свою родословную к первым каторжникам, переселенцам из Англии.

Так постепенно за Уралом возник особый тип русского человека: независимого, свободного, дерзкого, бунтующего, привыкшего к суровому климату, к недостатку ресурсов, к огромным расстояниям.

Эти русские ни внешне, ни по языку ничем не отличаются от европейских русских; различия видны лишь при возникновении критических ситуаций.

Эти люди – в меньшинстве. В Сибири и на Дальнем Востоке живёт около 25 миллионов человек, причём это число сокращается. Но это – колоссальная сила, важнейший угол в фундаменте русской цивилизации.

Сейчас огромные земли Восточной Сибири и Тихоокеанского побережья объединены в одну административную единицу: Дальневосточный федеральный округ. Эта территория по площади почти равна Австралии и в два раза больше Индии. Чтобы объехать её всю, от Байкала до Чукотки, от Читы до Курильских островов, – обычному человеку не хватит жизни. За десять лет путешествий мне удалось изучить не более четверти этого невероятного космоса. Но я знаю людей, поставивших перед собой такую цель, – например, писателей Василия Авченко и Михаила Тарковского: год за годом они утюжат бесконечное пространство на машинах, кораблях и самолётах, забираясь всё дальше и дальше; но даже и эти отчаянные люди освоили едва половину бескрайней Ойкумены.

2. Великий упрямец

Однажды я побывал на том месте, где когда-то въяве стоял Аввакум, – там, где из озера Байкал вытекает река Ангара.

Пересекая Байкал, Аввакум едва не утонул.

По совпадению, точно там же, только спустя 350 лет, окончил свои дни известный российский драматург Александр Вампилов: его лодка перевернулась, он смог доплыть до берега, но скончался от переохлаждения.

Аввакуму повезло: его сразу вытащили из воды.

Но прежде чем оказаться на Байкале, он проделал длинный изнурительный путь.

Отбыв из Москвы, избитый и поруганный, чудом не расстриженный, Аввакум с женой и детьми добрался до Тобольска через три месяца, в декабре 1653 года.

Возможно, отъезд Аввакума спас жизнь ему и его семье: следующим летом в Москве началась эпидемия чумы. Ситуация была столь тяжёлой, что и царь Алексей Михайлович, и патриарх Никон покинули Кремль и уехали подальше.

От чумы погибли два родных брата Аввакума. Всего же тогда вымерло 150 тысяч – каждый второй житель столицы.

Аввакум божьим попущением спасся от моровой язвы, а если бы не был сослан – наверняка бы умер, ведь общался близко со многими десятками прихожан. И не было бы тогда никакого всемирного духовного учителя русских староверов, а был бы кратко упомянутый в хрониках религиозный активист.

В Тобольске Аввакуму дали место при одной из церквей – но повторилась та же история, что и в Юрьевце. Приезжий протопоп ни с кем не ужился.

На него написали несколько доносов. Жаловались, что ходит с позолоченным посохом, как архиерей, проклинает Никона и проповедует скорый приход Антихриста.

Аввакум продолжал свою битву и не собирался останавливаться.

А может, он был просто скандалист? Таких немало во все времена.

Вряд ли. Скандалисты, как правило, люди не очень умные, поверхностные, злые и несчастные, через крик извергающие свои многочисленные комплексы. Аввакум же был счастлив как минимум в семейной жизни, имел (тогда) пятерых детей. В священстве также преуспел: в Лопатищах собрал 700 человек духовных детей, а в Москве, уйдя служить в сенной сарай, увлёк за собой более сотни прихожан. Нет, не скандалист, не крикун, – скорее, великий упрямец.

Упрямство – от слов «прямо», «прямой». Упрямец не способен к компромиссу, неуступчив. Однажды провозгласив свои принципы, он потом не отходит от них ни на йоту.

Упрямцы могут быть бытовыми, незначительными, – и тогда они просто невыносимы и скучны. Бытовой упрямец мелочен, эгоистичен, зафиксирован на себе – своё упрямство считает непреклонностью, проявлением силы характера, в любом случае – достоинством.

Но гораздо интереснее упрямцы мощные, глубокие, яростные приверженцы больших идей. Таким упрямцем был Лимонов, всю жизнь отстаивавший левацкие красные идеи, мировую справедливость во всём, – богемный мотылёк, поэт, вдруг решивший стать политиком, то есть – царём. Они с Аввакумом очень похожи: как будто один и тот же человек повторился в русском пространстве с разницей в три с половиной столетия.

Я знал Лимонова, но не близко. Никогда не набивался ему в друзья. Помню его прозрачные глаза, их фанатичный блеск. В нём чувствовался стальной стержень. Несгибаемый – это про него. Щуплый и маленький, узкогрудый, с высоким птичьим голосом, он представлял собой тугой узел жил