Казань и Москва. Истоки казанских войн Ивана Грозного - Павел Канаев

Значительная часть большеордынских земель вошла в состав Ногайской Орды, вобравшей в себя обширные территории между Волгой и Уралом, от современного Ульяновска до Астрахани, а также Северо-Западный Казахстан.

Во второй половине XV века Ногайская Орда со скоростью кометы врывается на большую дипломатическую арену, расширяя связи с татарскими соседями, Великим княжеством Литовским и, конечно же, Москвой.

«Смешались в кучу кони, люди…»

Эти строки Лермонтова вполне применимы и к ногайским посольствам в Великое княжество Московское. Последствия таких, казалось бы, дружеских визитов для русского населения зачастую оказывались плачевными. Великим князьям даже приходилось выделять целые отряды детей боярских, которые встречали на границе и сопровождали дорогих гостей до самой Белокаменной и обратно.

Что уж поделать, традиции кочевых предков не давали покоя лихим ногаям. Отличительными особенностями их государства являлись самый низкий среди всех юртов бывшей Золотой Орды процент оседлого населения и тотальное преобладание номадного образа жизни. Казанское ханство с его десятитысячной столицей и рядом других торговых и ремесленных центров, относительно развитым земледелием было одновременно настоящей Гардарикой и житницей в сравнении с ногайскими соседями. Экономика последних держалась на двух столпах: классических степных набегах на соседние государства с целью разграбления территорий и захвата пленных, а также разведении скота и конского поголовья.

* * *

Все «прелести» ногайских набегов испытала на себе как Москва, так и Казань. Например, на обратном пути после неудачной осады Нижнего Новгорода в 1505 году ногаи разграбили не только русские, но и казанские территории – земли мордвы, мещеряков, мари.

Даже во времена Ивана Грозного, когда Казань и Астрахань уже окончательно вошли в состав Московского царства, а значительная часть ногаев присягнула русскому царю, их отряды регулярно орудовали на этих территориях. Нападениям подвергались в том числе идущие по Волжскому торговому пути купеческие суда и экспедиции. Так, английские купцы Томас Бэнистер и Джеффри Дэкет в своих записках оставили свидетельство о том, как между Казанью и Астраханью (на самом опасном отрезке Волжского торгового пути) в 1568 году на них напали около 300 ногайских татар. Отважные англичане не растерялись и «так хорошо поиграли своими мушкетами, что заставили татар обратиться в бегство» после двухчасового ожесточенного речного сражения. Словом, английская точность даст фору немецкой: успели и ногаев «по головам» посчитать, и время засечь в пылу сражения. Так или иначе, Казань и Москва одновременно пытались найти точки сближения с Ногайской Ордой, чтобы обезопасить себя от неожиданных рейдов бравых степных джигитов.

Повторимся, что и запланированные визиты ногаев – посольства – не обходились без эксцессов. Во многом это было связано со вторым столпом ногайской экономики – продажей коней и скота.

Именно массовый переход от дорогостоящих «рыцарских» скакунов из Персии и Малой Азии к сравнительно дешевым и небольшим татарским лошадям позволил Москве создать многочисленное ориентализированное войско. И под «татарскими» прежде всего стоит понимать именно ногайских. Огромная доля лошадей и скота, задействованных в земледелии Русского государства, тоже закупалась у ногайцев. Русская природа-матушка всегда была богата лесами и реками, но вот со степными пастбищами и конским поголовьем подкачала.

Пользуясь этим, оборотистые ногаи активно вели торговлю с Москвой как на сторонних землях (в том числе в Казани), так и с доставкой на дом. Чтобы окупить свои дипломатические расходы, а заодно и получить неплохую прибыль, вместе с каждым посольством в Москву они вели огромные табуны коней и скот на продажу. Иногда численность такого живого товара доходила до 40 тысяч голов. Для охраны всего этого добра в Первопрестольную также отправлялись крупные отряды ногайских воинов. Нередко ногайский «бизнес-план» расширялся грабежом территорий по пути следования посольства. Вот почему Москве приходилось выделять для гостей многочисленные эскорты из детей боярских.

Интересные сведения о прибытии ногайского посольства в 1489 году содержит книга по связям с Ногайской Ордой:

«Великий князь… послал против ногайского посла Юшка подьячего, а велел ему давати корм на стану по два борана, а овчины назад отдавать. А на кони, на которых они едут, на десятеро лошадей четверть овса. А которые кони гонят на продажу, на те кони корму не давати»[39].

Раз такое распоряжение – не давать корм для лошадей на продажу – отдельно прописывалось великим князем, подобные требования со стороны гостей были в порядке вещей. Опять же, в деловой хватке ногайским партнерам не откажешь.

Все эти посольско-торгово-грабительские «лавины» на пути в Русское государство прокатывались в том числе по территориям Казанского ханства. Соответственно, руководство Мангытского юрта имело прямой экономический интерес в союзе, а в идеале – политическом контроле над Казанью. Во-первых, ногаи вели беспошлинную торговлю с казанцами все теми же лошадьми и овцами. Во-вторых, значительная доля ногайских кочевий находилась непосредственно на казанской территории и доходила аж до Камы.

Что же касается позиции ногаев по отношению к Великому княжеству Московскому, то здесь все сильно напоминало ситуацию в Казани. Один блок правящей прослойки выступал за союз с Москвой, расширение торговых связей и компромиссное решение казанского вопроса. Другой же открыто стремился грабить Русское государство, да еще и при помощи казанцев. Наиболее харизматичным сторонником сближения с Москвой был мурза Муса, в то время как его брат Ямгурчи, напротив, принадлежал к «партии ястребов».

«Ино пригоже ли так?»

К концу XV века ногайцы чувствовали себя в Казани как дома. Они были широко представлены при дворе казанского правителя, элиты двух политических образований роднили тесные матримониальные связи. Мать и супруга хана Алегама являлись дочерями мангытских беков. Сам Алегам стал прямой креатурой ногаев и в свое время пришел к власти на их, как говорится, саблях. К тому же в Казани для них было в буквальном смысле намазано медом, которым выплачивалась ежегодная дань Мангытскому юрту. Выплаты также включали деньги, меха и сукно. Объемы дани варьировались: в один год они составляли 60 рублей денег и 10 кадей меда, в другой – 9 шуб и 100 батман меда, в третий – 100 рублей денег и 100 батман меда. Отказываться от всего этого и тем более отдавать что-то Москве ногайцы не собирались.

Но взятие великим князем Казани в 1487 году, пленение Алегама и воцарение в ханстве московского ставленника заставили их перейти к более гибкой политике. В 1489 году в Москву прибыло посольство от Ивака, Мусы и Ямгурчи. Сибирский и по совместительству ногайский царь предлагал Ивану III заключить союз о любви, дружбе и братстве, а также просил выпустить из заточения своего «брата» Алегама вместе с его женой. Фактические же правители Мангытского юрта желали вернуть себе своих «детей», то