По следам Духа Зимы - Микаэль Брюн-Арно

class="p1">Но вид чудовища и исходивший от него запах были настолько ужасны, что она зажмурилась, когда Дух проходил рядом с её убежищем. Быть может, это был голодный кабан, бешеный волк или огромный ворон. Думаю, этого мы не узнаем никогда. Но факт остаётся фактом: хоть Зимовье и является конечной остановкой «Звезды Зелёного Бора», редкие путешественники выходят на этой станции. Впрочем, и в самой деревне на самой окраине Крайнего Севера осталось мало жителей. Поговаривают, что чем больше зверей узнаёт эту легенду, тем меньше их остаётся в окрестностях Зимовья. Кто-нибудь из вас собирается выходить на станции Зимовье?

— ТОЛЬКО НЕ МЫ! — завопил Арчибальд из-под пледа, которым укрылся с головой.

— Но если кто-нибудь когда-нибудь решит побывать там и останется в живых, вот моя визитная карточка! Я буду счастлив послушать ваши рассказы и передать их другим! Вопросы есть?

— Осталось ли ещё немного бисквита? — спросила крохотная мышка, явно не напуганная услышанным.

Горностай откланялся. Рассказанная им история привела в ужас Арчибальда, а Бартоломео с восторгом ожидал того дня, когда сможет пересказать её другим родственникам!

— Надеюсь, ты не очень перепугался, гр-р-р! Когда первый раз слышишь эту легенду, она производит большое впечатление, — проговорил кто-то за спиной лисёнка.

Теодор, которого никто не заметил в полумраке, незаметно подобрался к Бартоломео и положил лапку ему на плечо. Его штанишки были все в пыли, и он всё так же крепко прижимал к груди свой экземпляр «Секретов Железной дороги Крайнего Севера». Стёкла в его очках были очень грязными, и Бартоломео протянул ему носовой платок.

— Возьми, протри очки, — прошептал лисёнок.

— Спасибо. Я не могу тут надолго оставаться, но если хочешь увидеться со мной завтра, когда все сойдут с поезда, я бы мог показать тебе тайные места. Что скажешь?

— Не уверен, что смогу, Теодор. Я должен сопровождать дядю в Сладкоежку, чтобы попытаться найти моих…

— Забудь, — перебил его медвежонок и тихонько повернулся, чтобы уйти. — Не хочешь — не надо. Не стоит придумывать извинения.

— Милый Бартоломео, не мог бы ты помочь мне выбраться из-под моего пледа? Я так перепугался, что вцепился в него когтями, и они застряли в ткани, — раздался приглушённый голос Арчибальда. — Давай на раз… два… три! Фу-у-уф, спасибо! Теперь я снова могу дышать. А с кем ты тут разговаривал?

Бартоломео повернулся и уставился в полумрак. Как он и думал, медвежонок уже исчез. Неужели он обиделся? «Вот всегда со мной так, — думал лисёнок, помогая дяде встать. — Наконец-то у меня появилась возможность с кем-то подружиться, а я опять всё испортил. Но не могу же я, в самом деле, бросить папу с мамой ради игры».

— У тебя всё в порядке, Бартоломео? — встревоженно поинтересовался Арчибальд. — Ты мне не ответил.

— Всё хорошо. Я просто размышлял. Мне скоро уже пора принимать лекарства и ложиться спать, я устал. Ты тоже пойдёшь?

— Не сразу. Я решил воздать должное дедушке Корнелиусу и написать о нём книгу, так что я ещё немного пободрствую.

— Мне не терпится прочитать твою новую книгу, дядя Арчибальд. И на этот раз, я уверен, всё у тебя будет хорошо, — уверенно сказал лисёнок по дороге в свой вагон.

Однако в ночном полумраке скрывались бесстыжие уши, подслушавшие этот разговор. И когда утомлённый работой Арчибальд, исписав несколько страниц, погасил свечи у своего изголовья, в купе зашёл не один, а целых два нежданных посетителя. Не сомневайтесь, утром лисы проснутся и обнаружат пропажу.

Клуб астрономов

После гибели Шантереллы дом Теодора, где ещё совсем недавно царили смех и весёлое тиканье часов, погрузился в глубокое молчание. Обелен перестал заниматься ремонтом часов, и казалось, что время, запертое внутри циферблатов, остановилось. Может быть, таким образом бурый медведь пытался хоть ненадолго удержать возлюбленную около себя. Теперь Теодору приходилось самому себе рассказывать сказки и самостоятельно готовить еду, в то время как отец всё отдалялся и отдалялся от него. Как же страдал медвежонок, не только лишившийся матери, но и чувствующий себя сиротой при живом отце!

— Хочешь, я сделаю тебе бутерброд, папуля? — спросил он как-то раз перед уходом в школу. — У нас осталось немного хлеба и варенья из красной смородины.

— Я не голоден. Я занят.

Да, Обелен действительно был занят. Уже две недели он без устали обтёсывал камень, который намеревался установить в память о своей жене в кварцевой пещере, куда не могла проникнуть никакая лавина. Поскольку раньше ему никогда не приходилось заниматься скульптурой, он до крови изранил себе лапы молотком и резцом. Теодор, наблюдавший за истерзанным горем отцом, понимал, что иногда те, кто стремится навеки сохранить воспоминания, просто не хотят излечиваться от своих страданий.

— Какой красивый камень, папуля. Уверен, что мамуле он бы очень понравился.

Но Обелен только проворчал что-то, не отрываясь от работы.

— Я вернусь в четыре. По пути домой соберу ягоды, я знаю одно место возле ручья, где их ещё много. Может быть, сварим из них варенье, или…

— Не задерживайся, Теодор. На улице опасно.

Медвежонок заботился об отце, потому что очень любил его. А по ночам, когда сон никак не приходил, он много раз говорил господину Орешкину, что если бы тогда он не уронил ящик с кварцем, Шантерелла, конечно, не пошла бы за ним в горы в такую плохую погоду. Когда ему всё же удавалось уснуть, эта ужасная мысль возвращалась к нему в кошмарах, и ему казалось, что лавина обрушивается на его кровать. Больше всего его мучил один вопрос: думал ли Обелен, когда молча и сосредоточенно обтёсывал будущий памятник, что причиной гибели Шантереллы стал его сын?

Теодор вернулся к учёбе несколькими днями раньше, сразу после зимних каникул, и взял с собой в школу любимую книгу — «Секреты Железной дороги Крайнего Севера».

Школа Зимовья размещалась в большом деревянном строении на склоне холма, её посещали двадцать учеников, постигавших науки под руководством элегантной молодой Совы Розетты. Обычно ученики строго выполняли её предписания: первый пришедший должен был положить дрова в большую чугунную печь в углу класса, с трубой, уходившей под потолок. Затем все усаживались перед печкой и пели хором известные народные песни. Когда утром Теодор пришёл в школу, его одноклассники уже грели лапы и подставляли к теплу уши, чтобы с них поскорее стаял снег.

— Какая чудешная книшка, — сказал ему щенок, которого раньше Теодор никогда не видел. — Я тоже такую хотел, но папа говорит, что купит мне её, когда