Письма. Том первый - Томас Клейтон Вулф

Воскресенье / 25 ноября [1928 года]

Это следующее воскресенье. На этой неделе в отеле я только спал. Я открыл для себя много нового и интересного – Старый город здесь представляет собой сказочную паутину прекрасных скрытых мест – величественных старинных дворцов, чудесных церквей, маленьких укромных улочек, полных романтики. Но это грустно, грустно. У них отняли так много, что в них не осталось абсолютно никакой надежды – тысячей новых способов я убедился в их миловидности и очаровании. Прошла неделя Шуберта – он умер сто лет назад, и церемонии в его честь на этой неделе были бесконечны. Я посетил три или четыре из них – моя старая роковая слабость, когда у меня сто желаний и только одно тело, одна пара ног и один мозг, не позволила мне увидеть все вещи и побывать во всех местах. Но в прошлое воскресенье я стоял в огромной толпе и думал, что же это такое – в конце концов, толпа разошлась, увидев не больше, чем я. Я прошел вверх по улице и обнаружил новый памятник, открытый в его честь в тот день, – статую, такую же глупую и бессмысленную, как и большинство статуй, – обнаженная женщина, сидящая а-ля Роден со склоненной головой. Связь всего этого с музыкой Шуберта не смогла пробить мою тусклую шкуру, но все люди стояли там терпеливо, полные своей преданности. Их преданность ему поражает – его фотография повсюду, книги о нем повсюду, его [песни] поют, играют, поминают в церквях, опере, концертных залах и общественных местах всю эту неделю – и всегда при большом стечении народа. Я думаю, что Шуберт стал для этих людей великим символом, олицетворяющим все лучшее и великое в «старое доброе время». Он – воплощенная Вена: тысячи его фотографий, на которых он играет свои произведения в теплых гостиных 1825 года, с прекрасными женщинами и умными чувствительными мужчинами вокруг него; они показывают его гуляющим по богатым старым улицам города со своими друзьями; или сидящим за столиком во дворе винной таверны в Гринцинге, сочиняющим композицию, в то время как молодые люди занимаются любовью за соседними столиками, и так далее. Шуберт олицетворяет собой все прекрасное, ласковое и нежное в жизни Вены – люди знают это, и он навсегда укоренился в их сердцах. В прошлое воскресенье после наступления темноты я отправился в ратушу. На улице собралась огромная толпа людей, на ступенях стоял великий Венский мужской хор, исполнявший песни Шуберта. Большинство людей были бедны, неряшливо одеты, но с той элегантностью и изысканностью, которую я никогда не встречал в сравнимой степени в других местах, когда великий хор пел его песни, на лицах всех этих бедняков светилась странная и лучезарная нежность – это единственное место, где я когда-либо видел религиозное чувство. Что это такое, я не знаю, но знаю, что оно приходит только с болью, лишениями и бедностью, а в Америке мы не знаем, что это такое, и не должны знать. Эта музыка под открытым небом ночью была великолепна – большой мужской хор – чудесный инструмент, дерижер играет на нем, как на большом органе. Его единый великий голос шептал над ратушей, потом поднимался, как ветер, и снова разливался. Ратуша была вея освещена внутри и снаружи среди своих готических трассировок, эффект был очень красивым – как подсвеченное кружево. Позже я пошел послушать этот же хор в большом концертном зале – они исполнили дюжину песен Шуберта. Музыка была простой, нежной и величественной: кроме того, у него хватало ума – что редкость для музыканта – выбирать для своих песен великие стихи. Две или три песни были написаны Гёте, одна из них – самая прекрасная из всех, что я когда-либо читал. Вот она:

Кто знал тоску, поймет

Мои страданья!

Гляжу на небосвод,

И душу ранит.

В той стороне живет,

Кто всех желанней:

Ушел за поворот

По той поляне.

Шалею от невзгод,

Глаза туманит…

Кто знал тоску, поймет

Мои страданья.

(Перевод Бориса Пастернака)

Все это прекрасно, но больше всего меня тронула часть Ach, der mich liebt und kennt–1st in der Weite [«Ушел за поворот по той поляне»]. Ты можешь перевести ее?

Алине Бернштейн

Понедельник, 26 ноября 1928 года

Вчера вечером я ходил на «Фауста» в здешний театр. Спектакль начался в семь часов и продолжался до одиннадцати, с одной лишь короткой паузой. Я должен добавить ее к числу тех хороших вещей, за которые можно простить всю оставшуюся жизнь. У меня была копия текста, но в темноте я не мог за ним уследить. Но я понимал 2/3 немецкого языка, а ход пьесы всем хорошо известен. Я не могу говорить о ее философии или величии ее поэзии, но могу сказать, что как развлечение она великолепна. Четыре часа – и мне ни разу не было скучно! Сердце бъется при виде всей этой изможденной пыли, и чувствуешь себя богом, потому что другой человек был достаточно велик, чтобы создать все это. Проблема Фауста трогает меня больше, чем проблема Гамлета – его проблема – это моя проблема, это проблема современной жизни. Он хочет знать все, быть богом и попадает в ужасные сети человеческой неспособности. Игра актеров была великолепна – человек, игравший Мефистофеля, был великим актером, а механизм большой сцены был грандиозен и интересен. Я расскажу тебе обо всем подробнее, когда увижусь.

Алине Бернштейн

Среда, вечер 28 ноября [1928 года]

Вчера вечером я также посмотрел «Октобертаг» Георга Кайзера. Я не знаю, ставилась ли она или ставится в нью-йоркском театре, если нет, то почему бы тебе не поговорить об этом с мисс Ле Гальенн. [Эта пьеса была поставлена в Лондоне в 1939 году] Я купил пьесу в Мюнхене и прочитал ее до того, как увидел. И в книге, и на сцене она показалась мне очень реальной и трогательной пьесой – современной по духу, но без эксцентричности в единстве и постановке. Кайзер – лучший из их писателей-экспрессионистов; но в этой пьесе нет ни капли экспрессионистской глупости. Структура, диалоги, все действие изложено очень кратко и просто – удивительно найти такую свободную форму в немецком театре. Я привезу пьесу домой и расскажу тебе о ней.

Сегодня я получил от тебя 350 долларов по телеграфу. На днях я отправил телеграмму и сказал, что мне нужно 250. Это очень щедро с твоей стороны – не думаю, что я был расточителен, но у меня оставалось всего 180 долларов.