Совдетство. Книга о светлом прошлом - Юрий Михайлович Поляков

…Под букварем лежала тонкая (за две копейки) тетрадка для письма ученицы 1-го класса «Б» 348-й школы Анны Полуяковой, моей бабушки. Теплея сердцем, я перелистал страницы. Сначала шли, как и положено, неумелые палочки, крючочки, петельки, кружочки… За ними следовали детские каракули, отдаленно напоминающие русские буквы: перекошенное «А» с кривой перекладиной, уродливое «Б», похожее на объевшегося бегемотика, чудовищное «В», смахивающее на волдыри, а «Г» можно было принять за охромевшее «П»… С чем сравнить букву «Я», даже и не знаю. Головастик с двумя хвостиками, пожалуй.

Потом на страницах замелькали слова: «Мама», «Папа», «Миша», «Аня», «Клава», «Юра». Неровные, корявые, не совпадающие по наклону с частыми линейками, буквы то и дело заезжали за поля или утопали в кляксах. Как результат внизу каждой страницы стояли: красная тройка с минусом и моя старательная подпись с завитушкой, как у Ольги Владимировны. Двоек бабушке я не ставил из уважения к возрасту.

В 4-м классе на уроке истории СССР Ольга Владимировна рассказывала, что при царе Россия была самой темной, необразованной страной, мало кто из народа умел читать и писать. Зато после революции сразу началась массовая ликвидация безграмотности – ликбез. Народным учителям по призыву партии всячески помогали комсомольцы и пионеры, в результате Советский Союз стал самой передовой страной всеобщей грамотности. Теперь в любой отдаленной избе при свете лампочки Ильича колхозники с интересом читают газеты, журналы и книги, переворачивая страницы не холеными барскими ноготками, а суровыми пальцами, покрытыми трудовыми мозолями, как выразился писатель Паустовский. Понятно?

Я поднял руку.

– Юра, ты хочешь спросить? – удивилась Ольга Владимировна. – По-моему, все и так ясно.

– Нет, не все.

– Ну, спрашивай!

– Если у нас всеобщая грамотность, почему тогда мои бабушки не умеют читать и писать?

– Обе?

– Обе.

– Странно. Где они живут?

– В Москве.

– Вот как?!

Класс обидно захихикал и стал перешептываться. Вовка Соловьев покрутил пальцем у виска, явно намекая на слабоумие всего нашего семейства, а Шура Казакова глянула на меня с томным разочарованием.

– И ничего смешного тут нет! – одернула хохотунов Ольга Владимировна. – Да, в данном конкретном случае мы имеем дело с пережитками прошлого, они еще цепко держатся за нашу действительность. Думаю, Юра, не только твои бабушки остались неграмотными…

– Но вы же сказали, «всеобщая грамотность»!

– Всеобщая, Юра, не значит поголовная, – чуть покраснев, не сразу ответила учительница. – Ребята, у кого еще бабушки с дедушками неграмотные?

Стало тихо, потом послышались перешептывания, одноклассники смущенно переглядывались, не решаясь признаться в семейной отсталости. Наконец поднялись три осторожные руки.

– Вот видите! И ничего тут стыдного нет. Объясняется все просто: при царе бедному человеку получить образование было трудно и некогда, он работал с утра до вечера. А потом все силы на борьбу уходили. Революция. Гражданская война. Восстановление. Опять война. Опять восстановление.

– А потом? – спросил кто-то.

– Потом муж, семья, дети, хозяйство. Не до учебы, – тяжело вздохнула Ольга Владимировна. – Думаете, легко в сорок лет за парту садиться? Я вот тоже хотела после техникума педвуз окончить, но так и не собралась. Ладно! Поднимите еще раз руки, у кого есть в семье неграмотные!

Рук оказалось даже больше, чем прежде. Она внимательно пересчитала и записала на бумажке, а потом торжественно к нам обратилась:

– Но вы, ребята, как пионеры, должны помочь своим бабушкам и дедушкам! Научите их хотя бы читать по складам и писать. Стыдно ведь! Наши герои Землю облетели, а кто-то из советских людей элементарной грамоты до сих пор не знает, вместо подписи ставит крестик! Считайте, это вам задание на летние каникулы!

Вернувшись домой, я отыскал в письменном столе свой букварь и чистые тетрадки с частыми линейками, оставшиеся с 1-го класса. Начать «ликбез» я решил с бабушки Мани, она ни в чем мне никогда не отказывала, даже разрешала в раннем детстве играть ее янтарным ожерельем. Когда мы в очередной раз приехали в гости на Овчинниковскую набережную, я увязался за бабушкой на кухню, дождался, пока она посадит в жаркую духовку «чудо» с кексом, и заявил:

– Ты должна научиться читать и писать!

– Зачем, внучок?

– Как зачем? – опешил я. – Космонавт Леонов в космос вышел, а ты вместо подписи крестик ставишь!

– Почему крестик? За пенсию я всегда сама расписываюсь. Меня еще Илья Васильевич, царствие ему небесное, выучил.

– А читать?

– Не успел. Потом Лида с Валей приставали, буквы показывали, да без толку. Если Господь памяти хорошей не дал, где же ее взять?

– Бог тут ни при чем! Давай еще раз попробуем! Станешь грамотной, будешь газеты и книги читать!

– Газеты мне Жоржик читает, а книжки по радио рассказывают. Я носочек тебе вяжу и слушаю… Ну-ка, Юрочка, отойди, кекс посмотрю, не пригорел бы!

Зато бабушка Аня, услыхав мое предложение, аж подпрыгнула от радости:

– Ой, давай, давай!

– Мам, не смеши народ! – насупилась тетя Клава.

Но старушка, нацепив на нос мутные очки, уже рассматривала принесенный букварь.

– Глянь, козлик ну точно как у нас в Деменщино был. Яшкой звали. Я же так в школу хотела пойти, плакала, просилась… А как от хозяйства отлучишься? Мать с утра до ночи в поле, у соседа батрачила, весь дом с младшими на мне. А зимой – одни валенки на троих, по снегу босиком за семь верст не добежишь!

– Как это – одни валенки?

– Да вот так.

– И как же вы жили?

– Хорошо жили. Корова была, козы, куры. А в лаптях все, кроме старосты, почитай, ходили.

– А после революции?

– После революции другое дело! Как с голоду припухли, в Москву подались. Когда я на заводе работала, звали меня в школу. А тут сначала Мишка, потом и Клавка родились. Куда там учиться! Да еще Тимофея Дмитриевича, сердечного, трамвай зарезал.

– Как?

– А вот так: он же в деревне привык спьяну куражиться – ляжет посреди села, песни горланит, а телеги его объезжают со всем уважением. Драчун был тот еще! Как наши парни с фабричными стенка на стенку сходились, его всегда наперед выставляли. Разбаловался. А у трамвая рельсы – вот и не объехал.

– Мам, и охота вам на старости лет дурью маяться курам на смех! – надулась тетя Клава. – Помирать же скоро!

– А вот помру грамотной, глядишь, на том свете и зачтется!

Бабушка Аня на удивление быстро запомнила все буквы, к тому же многие она знала по вывескам «Хлеб», «Мясо», «Вино», «Продукты», «Хозтовары», «Одежда»… И уже скоро мы читали с ней по