Читаем вместе с Толстым. Пушкин. Платон. Гоголь. Тютчев. Ла-Боэти. Монтень. Владимир Соловьев. Достоевский - Виталий Борисович Ремизов

хоть к одному человеку, то не может быть истинной любви». И далее: «Дочитал, пробегал 1-й том Карамазовых. Много есть хорошего, но так нескладно. Великий инквизитор и прощание Зосима» (58, 121).

Читая в этот раз роман, он выделил для себя самое сокровенное в поучениях старца Зосимы.

В главе о господах и слугах он отчеркнул близкую ему мысль:

«чем беднее и ниже человек наш русский, тем и более в нем сей благолепной правды заметно, ибо богатые из них кулаки и мироеды во множестве уже развращены, и много, много тут от нерадения и несмотрения нашего вышло! Но спасет Бог людей своих, ибо велика Россия смирением своим» (С. 352).

Толстой — мятежная душа, считал «спокойствие душевной подлостью», писал свои сочинения «огненными штрихами», но столь же много он отдал сил тому, чтобы воспитать в себе и в своих героях дух смирения! Смирения не рабского, не холопского, а того, которое жило в Христе, когда он в трагическую минуту предательства возвратил меч Петра в ножны, когда вторил Пилату: «Не я сказал. Ты сказал», когда он, могущий спасти себя, пошел на муки и, умирая на кресте, не просил о пощаде. Сколько в художественном мире Толстого гордых и умных героев, ставших на путь христианского смирения: князь Андрей, отец Сергий, Нехлюдов, старец Федор Кузьмич. Толстой понимал несовершенство мира, слабость людскую и потому избрал для себя единственно возможный путь не просто совершенствования, а нравственного самоусовершенствования. Через познание себя самого он открывал в другом человеке родственную душу, через любовь к ближнему прикасался к познанию Бога, думал о единении всех людей и народов, глубоко страдал при виде того, как люди ненавидят друг друга, враждуют между собой, съедаемы завистью.

В главе «Таинственный посетитель» он задержал свой взгляд на мысли о самоотчуждении человека:

«Ибо все-то в наш век разделились на единицы, всякий уединяется в свою нору, всякий от другого отдаляется, прячется и, что имеет, прячет и кончается тем, что сам от людей отталкивается и сам людей от себя отталкивает. Копит уединенно богатство и думает: сколь силен я теперь и сколь обеспечен, а и не знает безумный, что чем более копит, тем более погружается в самоубийственное бессилие, ибо привык надеяться на себя одного и от целого отделился единицей, приучил свою душу не верить в людскую помощь, в людей и в человечество…» (С. 338).

Когда-то в юности Толстой мечтал быть самым богатым, самым великим, самым счастливым человеком на этой Земле. Но от богатства отказался, славой тяготился, а быть счастливым среди людей, страдающих от бедности и униженности, не смог.

Ему был близок и понятен герой Достоевского — старец Зосима, близок своими размышлениями о месте человека в мироздании, братском отношении к людям, сущности молитвы, о вере до конца в «мире живой любви».

Гимном прозвучали отчеркнутые Толстым в тексте романа слова Зосимы о вселенском, божественном чувстве любви:

«Раз, в бесконечном бытии, не измеримом ни временем, ни пространством, дана была некоему духовном существу, появлением его на земле, способность сказать: „Я есмь, и я люблю“. Раз, только раз, дано было ему мгновение любви деятельной живой, а для того дана была земная жизнь, а с нею времена и сроки, и что же: отвергло сие счастливое существо дар бесценный, не оценило его, но возлюбило, взглянуло насмешливо и осталось бесчувственным» (С. 359).

Амвросий Оптинский

Трагическим аккордом начинался этот гимн: «Отцы и учители, мыслю: „Что есть ад?“ Рассуждаю так: „Страдание о том, что нельзя уже более любить“». Толстой не только отчеркнул весь этот абзац, но и отметил его знаком NB (отметь: хорошо). Он сделал эту пометку за 9 дней до ухода из Ясной Поляны.

Вечером, 19 октября, он сказал Софье Андреевне: «Сегодня я понял то, за что любят Достоевского, у него есть прекрасные мысли».

За день до ухода — 26 октября — Толстой видел сон: «Грушенька, роман, будто бы, Н. Н. Страхова» (58, 123). В этот же день он заехал к М. А. Шмидт. Она была его другом, единомышленником, человеком глубоким и тонко чувствующим чужое горе.

«Он, — вспоминала Е. Е. Горбунова, — долго сидел у нее и, уходя, сказал, что он решил уйти.

— Это слабость, Лев Николаевич, — оказала она, — это пройдет, потерпите.

— Слабость, — подтвердил Лев Николаевич. — Только это уже не пройдет»[293].

«…Если есть ненависть хоть к одному человеку, то не может быть истинной любви».

В тот же день, 19 октября, Толстой выделил для себя слова об аде и страдании, когда нельзя больше любить в мире этом. Толстой признавался, что он ничего не понимает в Боге, который есть сам в себе, и потому для него это было рассуждением излишним и даже «вредным».

«Но не то с Богом-любовью, — писал он за год до ухода. — Этого я наверно знаю. Он для меня все, и объяснение и цель моей жизни» (57, 177). Кстати, в этот же день, когда сделана эта запись, Толстой «читал немного Достоевского».

Милосердие, Любовь, Сострадание — это то, ради чего жили, страдали и совершали открытия два великих человека. Они знали, как непросто пронести веру через «горнило сомнений», но всегда были искренни в своем поиске истины. Им были ведомы муки совести и очищающая сила сострадания. Их огненное слово было обращено к современникам, оно взывало к стыду за совершаемые злодеяния, к пробуждению совести. Оно несло в себе правду о радостях и горестях жизни, неизбежности смерти и духовном бессмертии, но главное — открывало путь к духовному преображению, когда в человека входил Божественный свет Христа и человек обретал смысл жизни, отдаваясь бескорыстному служению Богу и ближнему.

И Толстому, и Достоевскому всегда были дороги евангельские слова: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Иоанн. 8, 32).

Примечания

1

В письме от 1 июня книгоиздатель Ледерле просил Толстого прислать ему список книг, произведших на него в разные периоды жизни наибольшее впечатление, и произведений, с которыми «необходимо познакомить молодежь и читающую публику». Т. Л. Толстая по просьбе отца сообщила ему, что такой список должен быть у В. Н. Маракуева, у которого его можно взять. Ледерле список получил и его копию вместе с письмом Т. Л. Толстой отправил в Ясную Поляну для просмотра.

2

В журнале «Pall Mall Budget» была напечатана статья Джона Лебокка о «ста лучших