Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май

на его лице отразился ужас, но он не послушался, а припустил с новой силой. Сейчас я был с ним на одной высоте и бросил опережающим движением свой безотказный ремень. Все точно. Я потянул немного на себя. Мужчина без движения лежал на земле. От неожиданного перемещения в пространстве он потерял сознание.

Я скатал лассо, оставил курда лежать, снова сел на лошадь и поскакал за третьим, последним. Скоро я догнал и его. Местность была весьма подходящая — нельзя было уйти ни вправо, ни влево. На мой приказ остановиться он не прореагировал. Лассо стянуло ему руки. Все повторилось, только этот был в сознании. Я спрыгнул с лошади и связал его как следует. Потом рывком поставил на ноги. Лошадь стояла и дрожала рядом.

— Вот они, ваши рыбки! Как тебя зовут?

Он не отвечал.

— Ты вроде бы не был немым. Пощады не жди, если будешь молчать. Как тебя зовут?

Он опять промолчал.

— Тогда лежи, пока не приведут остальных.

Я толкнул его, и он, как сноп, упал в траву. Я тоже сел, потому как увидел своих, спускающихся ко мне. Скоро все мы были вместе, лошади целы, а воры связаны. А главное, здесь был Алло со всей добычей, которую поместили в ямку и сверху разожгли костер — верный способ приготовить рыбу без воды и специй.

К Дэвиду Линдсею снова вернулось хорошее настроение. Зато троица воришек находилась не в лучшем расположении духа. Они не смели поднять глаза.

— Зачем вам понадобились наши лошади? — спросил я их.

— Они нам были нужны. Мы — беженцы.

Это было нечто вроде извинения, которое я был склонен принять, потому как конокрадство у курдов ох как не в чести.

— Ты еще молод. У тебя есть родители?

— Да, и у других тоже, а у этого даже жена и ребенок.

— А почему они молчат?

— Господин, им стыдно!

— А тебе — нет?

— Но должен же кто-то отвечать!

— Ты вроде бы неглупый парень, и если мне удастся, я попрошу за вас у своих товарищей.

Но дело было бесполезное: все, даже Халеф и англичанин, требовали наказания. Линдсей хотел их даже высечь, но я убедил его, что это лишит их чести на всю жизнь, в то время как конокрадство можно рассмотреть как ритуальное действо.

— Если не высечь, тогда обрезать бороды. Вот!

Я с улыбкой поведал остальным план Линдсея. Все согласились. Всех троих подвергли бритью, и через несколько минут от их бород остался лишь темный след. Потом их отпустили. Ни один из них не издал ни звука, но когда они уходили, я вздрогнул от взглядов, которыми они нас наградили напоследок.

Через какое-то время мы стали собираться в дорогу. Тут ко мне подошел Мохаммед Эмин.

— Эмир, можешь сделать мне приятное?

— Что именно?

— Я хочу подарить на один день тебе вороного!

Хитрец! Он нашел способ снова приблизить меня к жеребцу.

— Мне он не нужен, — ответил я.

— Но может в любой момент возникнуть необходимость им воспользоваться, как только что.

— Тогда я тебя и попрошу.

— Может статься, что на это не окажется времени. Скачи на нем, эфенди. Кроме тебя, этого никто не сделает.

— При условии, что он останется твоей собственностью.

— Пусть так будет.

Я был настроен миролюбиво, но твердо решил коня себе насовсем не брать. Разве мог я предположить, что все повернется иначе?

Глава 3

ПАЛИ В БОЮ

Нашей главной целью был не Загрос. Больше нам нужна была долина, в которой мы находились и которая почти точно вела на юг. Мы скакали мимо зеленых вершин и уже к вечеру добрались к каким-то отдельно возвышавшимся скалам, под сенью которых и разбили лагерь. Мы объехали скалу по периметру. Я побывал на вершине, обогнул край горы и встретил курдскую женщину с ребенком, испугавшуюся нас безмерно. Совсем рядом в тени скалы стоял каменный домик, что-то в нем показалось мне необычным.

— Не бойся, — обратился я к женщине и в знак дружбы протянул ей руку, не слезая с лошади. — Аллах да хранит тебя и этого красивого мальчугана. Кому принадлежит этот дом?

— Он принадлежит шейху Махмуду Кансуру.

— А из какого он племени?

— Из племени джиаф.

— Он там, внутри?

— Нет, он редко бывает здесь, это его летнее жилище. Сейчас он на севере, где готовится празднество.

— Да, я слыхал об этом. А кто здесь живет в его отсутствие?

— Мой муж.

— А кто он?

— Он Гибрал Мамраш, домоправитель при шейхе.

— А он нам разрешит переночевать в его доме?

— Вы друзья джиаф?

— Мы чужеземцы, прибывшие издалека, и друзья всех людей.

— Тогда подождите. Я поговорю с Мамрашем.

Она пошла в дом, а мы тем временем слезли с лошадей. Вскоре показался мужчина, одетый по старой моде, с открытым, честным лицом. Он произвел на нас благоприятное впечатление.

— Аллах благословляет ваше появление в доме! — приветствовал он нас. — Добро пожаловать, входите, пожалуйста!

Он поклонился каждому и пожал руку. По этой учтивости мы поняли, что находимся на персидской территории.

— А есть ли место для лошадей? — поинтересовался я.

— Места и корма достаточно. Во дворе можно поставить всех, там же ячмень.

Все строение было обнесено высокой стеной, образующей прямоугольник, куда входили сам дом, двор и сад. Войдя, мы обнаружили, что дом разделен на две части, у каждой свой вход. Дверь в мужскую половину была спереди, а в женскую можно было войти с задней стороны. Естественно, мужчина повел нас в первую половину, двадцати шагов длиной и десяти шириной. Окон не было, а вместо них под крышей оставлено пространство между стенами и потолком. Пол устилали тростниковые коврики, а вдоль стен лежали небольшие вязанки, которые для усталых людей, проведших неделю в седле, показались настоящим ложем. Нас усадили на эти вязанки. Тут хозяин открыл сундук, стоявший в углу, и спросил:

— У вас с собой есть трубки?

Кто может передать впечатление, которое произвел на нас этот вопрос? Алло находился при лошадях, нас было пятеро в помещении, и при его вопросе все пятеро одинаковым жестом потянулись к своим трубкам, и раздалось громкое «да!».

— Тогда попробуйте моего табачку!

Аллах всемогущий! Это были те самые красные четырехугольные пакетики, в которых расфасовывается знаменитый табак из Базирана, что на северной границе персидской пустыни.

Едва первые кольца ароматного дыма поднялись к перекрытиям, появилась женщина с напитком мокко, который очень часто бывает совсем далек от подлинного мокко. Но в этот раз нам было все равно, что пить. Мне было так приятно