Стандартное отклонение Мнимой Модели - Швейная Феечка

теперь нагрузку следует поднять. А значит, примерно, минут на семь. Итак, ей следует продержаться семь минут на пределе магического потока, не сорвавшись. А потом понять, как сделать этот поток ещё шире. Профессор Альма требовала от неё, чтобы она научилась использовать магию в двенадцать раз более интенсивную. Неужели Таника действительно настолько сильный противник? После поражения ученицы Тамары на калибровочных матчах, Митрани было очень сложно в это поверить. Впрочем, ей и в собственное поражение поверить было сложно, однако…

Волна позора. Красная вспышка браслета, что означает поражение в турнире. Тамара, сидящая на ней верхом…

Злость вновь проснулась в Митрани, и она начала наращивать магический поток. Чтобы не раздумывать над тем, какую именно магию она будет творить, девушка просто взяла половинку гири и начала вдавливать в пол. Полы в Академии зачарованы артефактной магией — вряд-ли она сможет по-настоящему их испортить.

Половина предельного давления. Две трети предельного давления. Восемьдесят процентов…

Знакомое томление внизу живота и подрагивание в ногах вновь появились. Поток магии становился сильнее. Митрани сосредоточилась на злости, на тупой, пульсирующей в голове обиде на собственные ошибки в бою. Митрани старалась любой ценой отрешиться от удовольствия, в которое погружалось её тело.

Маги, слишком долго тренирующие совладание, иногда теряют способность испытывать эмоции, через которые у них происходит срыв. Они настолько хорошо научаются их подавлять, что в повседневной жизни забывают о них навсегда. Считается, что если срыв происходит в форме приятных эмоций, то это хорошо: тренировки на пределе срыва не пугают ученицу, и даже становятся в некотором роде желанными.

Однако, Митрани искренне надеялась, что в будущем магический срыв не останется для неё единственным источником оргазма.

Эти мысли отвлекли её от злости. Ослабили барьер, который девушка старательно выстраивала. Желание упасть на землю, свернуться и застонать стало практически непреодолимым. Интенсивность магического потока вышла на пик — и в этот момент Митрани оборвала его.

В зоне, в которой начинают проявляться симптомы срыва, она смогла провести всего двадцать секунд.

Митрани легла на песок и принялась рассматривать стены тренировочного зала. Длинные барельефы, изображавшие магов давно ушедших эпох, уходили под своды потолка. Каменные стены блестели то там, то здесь вставленными в кладку кирпичами из меди и бронзы. Надеясь, что сможет ослабить и злобу, и удовольствие, и недовольство собой, Митрани принялась считать их, начав с верхнего угла.

— …Триста девятнадцать. Триста двадцать.

Успокоившись, она наконец позволила себе потянуться и пустить в себя новые мысли.

“Академия удивительно сильно старается подражать древним школам.” — была первая из них.

Школы магии, за парой исключений, можно было разделить на два вида. Чудовищно древние — те, которые выпускали магов уже больше тысячи лет — и новострой, возникший после того, как труды Говарда Стерка получили признание всех магов мира. Его рукопись “Стандартная модель магии: концепция нового устройства магического знания” привела не только к формированию новых подходов в исследовании. Она стала точкой, после которой магия перестала развиваться от гения к гению, и начала медленное, постоянное развитие, происходившее год от года.

Именно тогда обучение на дому перестало быть предпочтительным для юного волшебника или волшебницы, и по всему миру открылись десятки новых магических школ.

Академия, в которой обучалась она, называлась просто Академией, потому что была единственной из школ, имевшей аккредитацию академического уровня. Раньше, до введения системы аккредитаций, ее называли “Симмерийская восточная магическая школа” — потому что она находилась в Симмерии и была на востоке этой страны. Однако, сейчас это название использовали нечасто. Старое и новое названия слились, и в официальных документах появилась “Восточная Симмерийская Академия”.

Академия была новой школой. Ей было не больше полутора сотен лет со дня, когда был заложен первый камень, и когда вместо типичного для новостроя двух-трехэтажного здания, на плоскогорье вырос огромный замок, многие решили, что произошла ошибка в строительной магии.

Однако, ошибок не было. Первый директор школы заявил, что новомодная архитектура безвкусна — и никто не стал спорить с уважаемым и заслуженным старым волшебником.

И теперь, Митрани должна была идти из тренировочного крыла в жилое пятнадцать минут. Потому что, видимо, расположить их в разных башнях, а башни менять местами каждый час — это проявление подлинного вкуса.

Мысленно оставив на счёт первого директора претензию, Митрани вышла из тренировочного зала. Впервые в жизни она столкнулась с заданием, с которым не знает как справиться сама. И она еще раз похвалила себя за то, что решила в тот раз поспешить, чтобы успеть в группу к профессору Альме.

Глава 9. Медиация конфликта

Я сидела на кресле-мешке в нашем командном штабе — той самой общей комнате, в которую теперь выходили двери всех наших личных комнат. Возможно, тот, кто задумывал идею, в которой у каждой команды будет общее помещение, думал, что в него привнесёт что-то своё каждая из девочек. Вполне вероятно, что у других команд это даже работало именно так.

Однако, обликом нашего штаба безраздельно и единовластно правила Милль. Мешки из бледно-голубого и фисташкового бархата стали только первой нотой в симфонии украшений, которую Милль сплетала прямо сейчас, продолжая вносить в облик стен и потолка всё новые и новые штрихи. То, что раньше выглядело как участок коридора замка, вдруг расширенный и превращённый в комнату, сейчас стал комнатой по-настоящему.

Милль расставила небольшие круглые столики по всей комнате — так, словно планировала посиделки с фуршетом. Оконные рамы она увила лозами. Растения — с большими зелёными листьями и россыпью крохотных нежно-розовых или белых цветков — цеплялись за все выступы стен, переплетались на сводах потолка и частично залезли даже на дверной проём, ведущий в личную комнату самой создательницы.

К мешкам-креслам Милль добавила разбросанные по всей комнате подушки и подушечки. Она устелила пол ковром с толстым ворсом, по которому было так приятно ходить босиком, что и я, и Милль, и, судя по третьей паре обуви, даже Камида Эстер решили разуться перед входом в общую часть, а не в личных комнатах.

В воздухе роились светящиеся пушистые шарики, похожие на головки одуванчиков, но излучающие тёплый белый свет. И вся эта идиллия, словно тихая мелодия, оттеняла главную ноту нового интерьера — “походную кухню” Милль. Длинный стол, над которым, в причудливой подставке, напоминавшей переплетающиеся ветви всё той же лозы, но выполненной из полированного и выкрашенного в зелёный дерева, висели ножи, ложки, щипцы и бокалы, тарелки и миски, венчики и формочки.

Милль как-то говорила, что каждый из предметов кухонной утвари можно заменить