Мы были курсантами - Эдуард Павлович Петрушко

После «плотного» обеда пошли в атаку. На всех напало какое-то звериное чувство. И мы с криками побежали на невидимого врага, стреляя холостыми в воздух. Холостые патроны с белыми пластмассовми пулями разбивались о специальный пламегаситель. Автоматы плевались белой стружкой.

Из-за неудачных действий повторно отправили атаковать. Я бежал босиком, так как мозоль распухла и стала как слива во всех отношения: и по размеру, и по цвету.

Заморосил дождь совсем не в тему. Залез в танк и решал тактическую летучку. Усталость захлестнула меня и мешала думать.

Опять шикарный ужин. Меню не менялось: сайра на троих и по картошке.

Наступила ночь, неожиданно накрыв нас плотным одеялом.

Кульминационная часть программы – рытье окопов. Я откопал полторы лопатки, когда полил дождь. Невероятная гадость со стороны природы. За три минуты я был мокрый и босиком в воде. Сапоги снял, так мозоли болели до искр в глазах. Плащ-палатка не помогала. Дождь разошелся – все стояли и не двигались в недорытых окопах, так как шевелиться было противно. Мокрая одежда неприятно прилипала и холодила тело.

Изредка взводные стреляли в воздух осветительной ракетой. Пока ракета висела в воздухе, видел двадцать пять неподвижных столбиков, которые были моими братьями по оружию, стоящими по колено в воде и мокрыми, как рыба.

Резко похолодало. Начал замерзать. Дождь стал холодным. Сообразил, что надо надеть сапоги, так как стоять в луже холодной воды босяком не дело.

Во время рытья окопов нас постоянно атаковали враги. На атаки мы реагировали слабо, постреливали в воздух.

Началась газовая атака противника. Противогазы одели все, так как можно было задохнуться от имитационной вони, от которой щипали глаза и текли сопли. Шашек с имитационном газом взводные не жалели, поэтому стояли «слониками» около часа. Взводные заставляли рыть окопы в противогазах, светя фонариком в лица. Но как только офицер отходил к другому, мы тут же переставали копать и замирали как статуи.

Окоп не углублялся ни на сантиметр. На дне окопа вода. Руки стер о саперную лопатку, древко которой было мокрым и скользким.

Пошел к костру надеть сапоги и неожиданно провалился в чей-то окоп. Полный воды и грязни. Упал капитально, так что хлебнул мутной воды. Царевна-лягушка.

Оценка рытья окопов. Подойдя ко мне, майор Калашников, посветил фонариком в мою «ямку», сказал, что вырыл неглубоко, поставил два и заставил зарыть окоп. Жизнь – непонятная штука. Особенно в армии.

Нам осталось «спать» один час. Костер был маленький. Мы облепили его, как мухи конфетку, и дрожали, как больные лихорадкой. Согреться удалось не всем, не то чтобы поспать.

Нас построили, и поступила команда «В атаку». Трава была по пояс и выше. После дождя вязкая и жесткая, не хотела нас пускать на уничтожение противника. Мы, мокрые, неспавшие, голодные и злые, атаковали тактического противника.

Позавтракали. Картошки повара наварили много, но консервы кончились. Желудки слиплись, как у голодных волков в лютую зиму.

Загрузились в БМП и двадцать минут ехали непонятно куда. Все спали. Как можно спать в таком грохоте непонятно. Я постоянно бился каской о броню техники. Курсант Максимчук разбил нос. Небоевое ранение.

Высадили, и опять в атаку. Я бежал, орал и стрелял в воздух из СПШ – сигнального пистолета, обозначая выстрелы с гранатомета. Со своими мозолями значительно отстал от атакующей шеренги. Все происходящее выглядело какой-то нескончаемой игрой в войну. Но игра была настолько напряженной и правдоподобной, что казалось, появится настоящий противник и вступит с нами в бой.

Построили и объявили о совершении пешего марша. У меня нога распухла, готов был идти без сапог, но меня посадили в БМП и отправили на стрельбище.

Пока ждал колону, пребывал в состоянии наркомана, так как жутко хотелось спать. Как там ребятам на марше?..

Последний этап тактических учений – боевая стрельба. Наше отделение посадили на БТР и увезли на стрельбы. Мне сунули две гранаты к РПГ и прицел, ничего не уточнили – стреляй, куда хочешь.

Во время высадки на ходу с БТРа Паша Колыванов взялся за горячую, как утюг, выхлопную трубу. Рука у Колыванова моментально стала как воздушный шарик.

Воздух в кустах остыл, кусал за шею, забирался в рукава. Мы шатались от усталости и не обращали внимания на холод.

Дико хромая, вышел на рубеж открытия огня. Пульнул в силуэт танка из ДСП. РПГ ухнул, пригладив траву за мной. Учебная граната пролетела рядом с мишенью. Пройдя пятьдесятть метров, приготовился ко второму выстрелу. Прицел запотел от росы и тумана. Протереть нечем, так как сами все мокрые. С колена не выстрелишь – высокая трава. Бахнул стоя. Мимо… Залет жуткий, так как отделение, в случае двух промахов гранатометчика, получает двойку по боевым стрельбам. Но все были такие усталые, что мне даже никто ничего не сказал.

Вот и все. Поели, помылись и в 10.00 легли спать.

Пробуждение в 14.00 было ужасно. Я минут пять не мог понять, где я, что я. Вспомнил, ужаснулся и пришел в себя.

До нас дошла неприятная новость – на обратном пути комбат решил сделать пеший переход на тридцать километров. Это уже не шутки. Не дойду, нога болит. Я пошел к прапорщику. Тот сделал мне пластическую операцию с помощью канцелярских ножниц: разодрал гнойник и наложил повязку с мазью. Освободил от перехода. Жить стало легче, но слегка стыдно перед сослуживцами.

Подвели итоги за ПУЦ. Комбат бодрился, бросал отрывистые фразы и решительно рубил воздух ребром ладони. Все спали, стоял храп. Офицеры особо не сопротивлялись, так как сами ушатались за учения.

29 июля, среда

Подьем в 4.00. Еще жаворонки спят.

Ужасное недосыпание. Собрались, поели. Прощальных деликатесов не преподнесли. Липкие, похожие на мочалку макароны.

Построили, вывели из строя тех, кто не мог идти. Я хромая, выполз с чистой совестью, так как нога пульсировала не хуже вулкана. Батальон пошел в долбанное Вощажниково.

Наша «спецгруппа» инвалидов осталась наводить порядок в кубриках. Мы около трех часов выгребали мусор из палаток, не понимая, откуда он взялся – каждый день проводилась уборка помещений.

Часа два ждали отъезда. Наконец-то влезли в машины. Хотелось смеяться и плакать одновременно, курорт под названием «ПУЦ» и курс молодого бойца, остались позади.