Среди людей неименитых. Воспоминания современника - Валерий Иванович Матисов

казались не только фантастическими, но и запредельными. Сердечная хирургия только зарождалась, а о трансплантации внутренних органов и, тем более сердца, многие хирурги могли только мечтать. Даже очень дальновидные патологоанатомы и хирурги не могли себе представить, что живой орган, извлеченный из мертвого тела, мог продолжить свое функционирование и дать жизнь другому угасающему организму. Первый пациент доктора Барнарда прожил с пересаженным сердцем всего восемнадцать дней. Сейчас тысячи людей с чужим сердцем живут десятилетия – операции по пересадке сердца стали рутинными. А ведь у истоков этого действительно чуда стоял скромный русский, забытый своими компатриотами, человек: Владимир Петрович Демихов.

Судьба подарила мне встречу с этим человеком весной 1957 года. Мне 17 лет, халтурю переводчиком в «Интуристе». Приехал с американским хирургом (он говорил по-французски) в институт им. Склифосовского. Директор института (будущий академик и министр здравоохранения профессор Петровский) показывает своему заморскому коллеге, как забирают трупную кровь для переливания здоровым людям. В те годы, а в некоторых католических странах и сейчас, это запрещено по религиозным соображениям. Но теперь переливание трупной крови – повсеместная мировая практика – мертвые продлевают жизнь живым. А тогда мы были первопроходцами в этом деле.

Коллеги (американец и Петровский) остались довольны друг другом. Оба – бывшие фронтовики. Петровский подарил американцу свою курительную трубку (таких внушительных размеров, что он ею на фронте забивал гвозди в сапоги), а американец ему – хвост огромной гремучей змеи («погремушку»). Хобби у заморского гостя такое было: ловить гремучих змей в свободное от операций время в пустыне Небраска.

Но главное потрясение нас ожидало после обеда. Директор повел нас в лабораторию Демихова. Там нам показали собаку с двумя головами! Голова щенка, пришитая к шее собаки-матери, вела себя по-щенячьи: пыталась укусить профессора за палец. Да, скажу я вам, пришить голову, пожалуй, посложнее, чем сердце – там сосудов и капилляров, подводящих кровь к головному мозгу, намного больше. Так что «Голова профессора Доуэля» – вполне реальная вещь! А Владимир Петрович поразил меня своей простотой общения. Со мной, сопливым мальчишкой-переводчиком, он разговаривал так же уважительно, как и с двумя светилами-кардиологами.

Но нет пророков в своем Отечестве! По свидетельствам соратников Демихова, долгие годы советские ученые, обличенные реальной властью, не просто с недоверием относились к его исследованиям, но считали его шарлатаном в науке. Все разработки гениального биолога-экспериментатора велись под тщательным и раздраженным наблюдением Минздрава СССР и других «мудрых дядек» от медицины.

Когда в 1960 году Демихов издал первую в мире монографию «Пересадка жизненно важных органов в эксперименте», то даже его официальный оппонент заявил, что этот труд тянет на «десяток докторских диссертаций».

Сколько пользы для человечества мог бы принести этот человек, живи он в другое время или, хотя бы, в другой стране! Похоронен Владимир Петрович на Ваганьковском кладбище рядом с Булатом Окуджавой. Перед смертью его наградили Орденом «За заслуги перед Отечеством» – думаю, по подсказке Дебейки!

Осень 1978 года. Отпуск дали только в конце сентября. А так хотелось позагорать! Воду я не очень люблю, но обожаю воздушные и солнечные ванны. В сентябре не очень-то позагораешь, но кто-то из друзей достал две «горящие» турпутевки в Болгарию, на «Солнечный берег» Как тогда говорили: «Курица – не птица, Болгария – не заграница», но зато там еще тепло и берег-то «Солнечный». Едем с женой на 14 дней. В тургруппе, подобранной по «профсоюзному» принципу, оказались медицинские работники, многие с детьми. Раскрепощенные медицинские отпрыски сразу же устроили в холле гостиницы гонки на телевизоре (тумбочка под телевизором была на колесиках) и при этом разбили стеклянную стену. «Братушки», сами понимаете, не были в восторге от забав детей их «освободителей». Многие в группе потом возмущались, почему так угрюмо на них смотрит болгарский персонал гостиницы: «Ведь мы же Вас освободили», – выпив лишку «ракийки» или красненького, регулярно напоминали, панибратски хлопая болгар по спине.

Я бы тоже таких «братушек-освободителей» не очень-то жаловал! Поэтому дружбы с попутчиками по тургруппе у нас не получилось. На пляже мы с женой загорали подальше от милых соотечественников. В сторонке. Я надрал со дна моря мидий (их там множество!). Нашел какую-то плоскую железку; запалил на камнях костерок и сижу жарю эти самые мидии. Жена прихватила из гостиницы холодную бутылочку болгарского беленького-сухонького. Наши компатриоты любопытствуют, но брезгливо плюются: это сейчас в любом магазине можно купить мидии – хоть консервированные, хоть замороженные, – а тогда русские люди о них понятия не имели. Мимо шел симпатичный черноволосый парень. Мы думали, что болгарин, а он абсолютно без акцента говорит по-русски: «Ой, мидии, можно попробовать?» – «Да ради Бога. Вы русский?» – «Нет, татарин, только крымский». Познакомились, его звали Хюсейн. Любопытнейшим и интереснейшим человеком оказался этот Хюсейн. Когда Сталин депортировал после войны татар из Крыма, его родителям удалось выехать в Болгарию. Хюсейн женат на турчанке, у них четверо детей. Сам он бегло говорит на русском, болгарском, турецком и очень прилично по-английски.

Живет с женой и детьми в Болгарии, а на заработки ездит в Турцию и СССР. В Турции, где живут родители жены, колымит на своем стареньком «Мерседесе» таксистом. Иногда возит туда жену и детей повидать турецких бабушку и дедушку. А в России у него две сферы приложения своих талантов. Посол Болгарии в Москве, якобы, был его другом (меня-то не проведешь, я был знаком с болгарским послом в Москве – он работал в СССР более десяти лет и был дуайеном дипкорпуса). Спрашиваю: «А как зовут посла?» Хюсейн спокойно отвечает: «Жулев». Я понял – не врет. Жулев каждый год приглашал Хюсейна поработать официантом: никто не мог на одном подносе нести сразу десять тарелок с пылающими спиртовым огнем кусками баранины. В столовой, где проходил обед, гасили свет, и из темноты появлялся Хюсейн с двумя полыхающими подносами в каждой руке. Этот эффектный трюк мог выполнять только Хюсейн. Посол Жулев очень гордился своим другом-официантом и приглашал его обслуживать самые торжественные приемы. За такое мастерство прилично платили!

А еще Хюсейн был классным стеклорезом. В те годы в Москве, Якутске и других городах активно строили функциональные здания с остекленными стенами. Правильно разрезать такое крупноформатное стекло – дело трудное, требует твердой руки, верного глаза и большого мастерства. Хюсейн был Мастер. Но это еще полдела. Нужно поднять такое огромное и очень тяжелое стекло на высоту десятого или двадцатого этажа: тут нужна уже сработавшаяся бригада. Хюсейн брал с собой человек пять проверенных ребят и ездил с этой бригадой по городам и весям необъятного СССР. Однажды его соотечественники