Сибирские сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки

«Да чо же, сестра, выдумала: то шелк, то воровину, то проволоку мотать». Она расплакалась. Он: «Ну и мотай». Она мотала, мотала ему на руки, он потянул, порвать не мог, издергал руки до кости. Она говорит разбойнику: «Ну выходи, чо хочешь с ним, то и делай». Вот разбойник вышел и говорит: «А чо я с ним буду делать? Он, — гварит, — меня до смерти не убил, и я его до смерти не убью, вот, — гварит, — глаза выкопаю ему». Ну и взял ему глаза выкопал, на улицу вытолкнул. А сами осталися жить, живота наживать.

Иван-царевич все шарахался по лесу, ходил, покуль ноги носили. Шел, шел и наткнулся на избушку. А в этой избушке жил пустынник, богу молился. Вот пустынник говорит: «Ежели крещеный, то богу помолися». Иван-царевич вошел, он у него проволоку размотал, и он стал у пустынника у этого жить. Пустынник его кормил, глаза залечил.

А старуха-то его, теща, с дочерями узнали, ищут его по больницам.

А королевна тоже его ищет — уж столько годов. Искала и по городам, и по деревням — везде искала. И поехала по лесам искать. Ну на эту избушку-то и наткнулась, к пустыннику. Пустынник вышел к ей, а Иван-царевич остался в избушке. Ну она стала спрашивать такого-то. Пустынник ей сказал, што «у меня Иван-царевич скрывается, я подобрал его слепого».

Как Иван-царевич услышал, што она его ищет (они за избушкой разговаривали), он выскочил и бежать в лес. Бежал, бежал и полетел в ров и в эту-то дыру покатился. Хвататся слепой; как пошевелится, глубже катится. И взмолился: «Ежли эта королевна — судьба моя, то будьте, — гварит, — глаза у меня». И у его сразу сделались глаза. А вот вытащить-то его никак нельзя: он глубоко. И вдруг ниоткудова как налетел конь, поддел его в зубы и сразу унес к старухе-теще. Старуха стала говорить: «Раз ты сказал, што твоя судьба-королевна, то иди к ней». Он пошел, королевну нашел, стал жить с ней. И сказка вся.

Мышье царство

(Указатель № 560)[17]

ыл-жил купец. У него был сын Ванюшка. Недолго купец пожил, помер. Этот Ванюшка остался один с матерью. Ну и однажды говорит матери: «Мама, дай-ка мне сто рублей, я схожу в иные города на базар». Она дает ему сто рублей.

Он пошел за царство, вышел в рощу, слышит конское ржанье, человеческий крик. Он остановился, слушает. Видит: ведут льва-медведя. Он спрашиват у их: «Куда вы его повели?» — «А повели мы, — гварят, — его в иные города продавать». — «А продайте лучше мне-ка». — «Купи». — «А сколько за его просите?» — «Сто рублей». Он взял выложил денежки, подал им. Они вернулись обратно. Он повел льва-медведя в иные города продавать. Лев-медведь говорит ему человеческим голосом, што «ты, Иван — купеческий сын, не веди меня в иные города продавать, а пусти в чисто поле погулять. Я тебе на нужное время гожусь». Стал его упрашивать, умаливать. Он взял уздечку снял, опустил его и отправился домой. Мать спрашиват: «Как, сынок, поторговал?» — «А ничо, мама, слава богу, копейка на копейку барышу приходится».

Утром встает, опеть говорит: «Ну, мамонька, дай мне двести рублей, опеть пойду торговать». Она выне-ла, подала. Он вышел, пошел в рощу. Слышит человеческий крик, конское ржанье, он остановился, слушат. Опеть ведут льва-зверя. И вот он: «Куда же вы его повели?» — «В иные города продавать». — «Не водите в иные города, а продайте лучше мне-ка». — «Купи». — «А сколько за его просите?» — «Да двести рублей». Он вынел, подал им. Они завернулись, обратно пошли. Он повел льва-зверя в иные города продавать. Лев-зверь говорит ему человеческим голосом, што «ты, Иван — купеческий сын, не веди меня в иные города продавать, а пусти в чисто поле погулять, я тебе на нужное время гожусь». — «Нет, я тебя не опущу. Я вчера льва-медведя опустил». Лев-зверь упал перед его на колени: «Опусти. Раз льва-медведя опустил, и меня опусти. Я тебе гожусь». Он взял уздечку снял, опустил его и отправился домой. Мать спрашиват: «Как, сынок, поторговал?» — «А ничо, мамонька, слава богу, копейка па копейку барышу приходится».

Утром встает, опеть говорит: «Мамонька, сёдни дай-ка мне триста рублей, опеть пойду поторгуюсь». Она вынела, подала. Он вышел за город, в эту же рощу. Ведут огненного змея. Он спрашиват: «Куда же вы его повели?» — «В иные города продавать». — «Да не водите в иные города, продайте мне». — «Купи». — «А сколько за его просите?» — «Да триста рублей». Он вынел, подал им. Они завернулись, обратно пошли. Он повел огненного змея в другие города продавать. Огненный змей говорит ему человеческим голосом: «Не веди меня, Иван — купеческий сын, в иные города продавать, опусти в чисто поле погулять. Я тебе на нужное дело гожусь». — «Нет, я не опущу. Льва-медведя опустил, льва-зверя опустил, а тебя не опущу». — «Ах, Иван-царевич, опусти. Ежели ты мне не веришь, то сейчас снимай уздечку. Я побегу, хвостом заверчу, будет трава гореть, тропинка делаться. Ты по этой тропинке иди и придешь, где я буду».

Ну и вот он опустил. Побежал змей. Трава стала гореть, тропинка делаться. Иван — купеческий сын идет этой тропинкой. Шел, шел, видит: уже змея не видать. Привела тропинка к дубу. А у этого дуба лев-медведь, лев-зверь и огненный змей лежат, дожидают Ивана — купеческого сына. И ударились об землю, и сделались тремя молодцами, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. Кланяются Ивану — купеческому сыну до сырой земли, что он их выручил из большой беды. Они ему сказали, что три царские сына — братовья Федор, Василий и Иван. Они бегали оборотнями, их поймали.

Сейчас ударились об землю и доспелись: два льва-медведя, лев-зверь и огненный змей (это они уж превратили купеческого сына львом-медведем). И он побежал с имя тут же. И прибежали к царству Федора-царевича. И ударились об землю, и сделались четыре молодца, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. И приходят они к Федору-царевичу, царица выходит с няньками, с мамками, с волхитными[18] зеркалами, берут Ивана — купеческого сына под руки, ведут во горницы, садят за столы дубовы, за скатерти браны, питва пьяны, честят, и потчевают, и кланяются ему до сырой земли, што он их спас от такой беды. И дает ему Федор-царевич сто рублей и барку