Готика. Становление - Семен Нестеров

отшатнулся – совсем не такого эффекта ожидал от первого опыта и не сразу понял, что наткнулся на своеобразную защиту. Да, у Мада не было нормальной, по классификации Ксардаса, психической оболочки, но этот слой воспоминаний, страшных и печальных, служил ему своего рода щитом, который слабое сознание вытеснило на периферию, как можно дальше – туда, откуда боль быстрее развеется и уйдёт. Но воспоминания не уходили, не могли уйти сами собой. Я не стремился давать оценок ни действиям бедняги, ни поступкам его матери или кого-либо ещё из издевавшихся над слабоумным. Я ещё раз укрепил свою собственную защиту и предпочёл забыть то, что мне открылось – это отвлекало от поставленной цели. Но я неожиданно для себя вспомнил один давний урок, который мне давал ещё старина Боспер, учивший меня охоте: затравленный зверь – самый опасный.

Глава 86. Письмо

Мои дела шли в гору. Получив в своё распоряжение уникальный источник информации – дурачка Мада, я смог развлечь себя совершенно новым занятием. Мад приходил ко мне раз в несколько дней – я внушил ему такой приказ. Несмотря на свою обычную болтливость и совершенно распущенный язык, парень ни разу никому ни слова про меня не сказал. То, что я якшаюсь с кретином, других магов не сильно смущало, по той простой причине, что я всерьёз объявил, будто хочу разобраться в его помешательстве и облегчить жизнь бедолаге. Для этого, я даже проконсультировался с Дамароком насчёт успокаивающих снадобий. Теперь, я делал по его рецептуре эликсиры и отпаивал ими Мада. Парнишка вправду после них успокаивался, становился более сдержанным, переставал нервно озираться по сторонам. Кроме того, я поставил в его голове ментальный блок, закрывающий неприятные воспоминания. Благодаря этому он практически перестал подёргиваться, повторять по нескольку раз слова, заикаться, и даже стал походить на человека. Диего сказал, что после разговоров со мной Мад начал часами сидеть у своего дома в раздумьях, меньше стал нарываться на неприятности и насмешки.

Теперь при встрече с друзьями я мог не только слушать, но и поделиться ценной информацией, не относящейся к содержанию исторических фолиантов. Для Диего мои пересказы наблюдений Мада оказались бесценными – благодаря им он смог плести ещё более хитрые интриги и разобраться, кто в лагере под кого копает. Он не переставал удивляться, как мне удаётся столь успешно вытягивать из безумца сведения. То, что у следопыта занимало массу времени и сил, мне давалось легко и непринуждённо. Мад оказался очень восприимчив к контролю разума и по моей команде делал всё что угодно, хотя многого мне от него и не требовалось – я мог просматривать его память напрямую. Конечно, мои эксперименты оставались тайной, для друзей я объяснял такой успех результатом зелий. На самом же деле микстуры служили только для отвода глаз и успокоения моей совести. В конце концов, после них парню и впрямь становилось лучше, так что я не только эксплуатировал несчастного, но и помогал ему.

Во время очередной еженедельной встречи с друзьями я грелся у костра и слушал рассказ Диего о новой поставке из-за барьера. Гомезу привезли новую норовистую девчонку и ящик отменного вина с Южных островов, на который стражники смотрели с таким вожделением, что некоторые даже забыли про красавицу. Следопыту же на этот раз больше всего запомнилось ни вино и даже ни девушка, а один заброшенный за барьер новичок. Он был последним из партии приговорённых, его скинули с небольшой задержкой, почему-то чуть позже остальных. Видимо, витиеватая формулировка приговора была столь длинна и расплывчата, что потребовала у судьи всё его красноречие.

Ребята Буллита продолжали традицию приветствия новоприбывших хорошенькой трёпкой. Как правило, всё ограничивалось парой ударов, разбитыми губами или синяком под глазом. Жертва чаще всего быстро сдавалась, просила о пощаде, после чего стражники охотно оставляли новичка, не забыв ещё раз напомнить ему о том, кто здесь главный. Впрочем, иногда бандиты заходили слишком далеко, особенно, если жертва сопротивлялась или если у них было паршивое настроение. Так было с Лестером, оставленным истекать кровью, также зачастую случалось и с некоторыми другими. Изредка кого-то случайно вовсе убивали, а как-то раз один неудачник и сам не доплыл до берега пруда. Судей не очень-то интересовало, умеет ли он плавать, а никто из стражников не захотел мочить одежду, чтобы помочь утопающему.

Молодой парень, о котором говорил Диего, легко выплыл на берег, но оказался совершенно не готов к радушной встрече, которую ему подготовил Буллит. Крепкий удар в лицо свалил ещё не успевшего до конца подняться новичка, после чего он уткнулся головой в песок и затих. Стражники собирались продолжить «знакомство», но, когда Буллит подошёл ближе, светловолосый заключённый неожиданно ожил, извернулся и пнул его в колено. Удар получился неточным и лишь разозлил нападавших, в результате чего они толпой набросились на беднягу.

Диего пришлось вмешаться, чтобы не допустить убийства. Призрак не просто так присутствовал при каждой поставке – в его обязанности официально входила вербовка людей для Старого лагеря. Проделки Буллита изрядно уменьшали желание вступать в ряды рудного барона, и потому дальше на сцену всегда выходил доброхот Диего, который помогал зелёным новичкам освоиться, разжиться вещами первой необходимости и свести концы с концами в дни знакомства с колонией. Несмотря на неприязнь, следопыт редко вмешивался в развлечения компании Буллита. Самое большее, что он себе позволял – это поглядывать со стороны, чтобы вовремя остановить экзекуцию, если негодяи разойдутся слишком сильно.

Дело было не в том, что Диего боялся ссориться с бандой Буллита. Хоть Ворон и покровительствовал им, если бы следопыт пожелал, то быстро нашёл бы на них управу. В конце концов, он был на короткой ноге с Бартолло, который тоже имел немалый вес в замке и большое влияние на Гомеза. Дело было в другом – Диего устраивало, что новоприбывшие сразу видят истинное лицо стражников, не питают больше иллюзий относительно простора за барьером и мнимой свободы. Конечно, он делал свою работу, охотно предлагал помощь новичкам, однако приглашал в Старый лагерь по обязанности, а не по велению сердца. Тех,