Цена разрушения - Адам Туз

должны рассматриваться в объективном смысле, вне зависимости от расовых соображений, как зависимость физической силы от питания. Было бы иллюзией рассчитывать на то, что 200 недоедающих людей сделают столько же, сколько 100 работников, получающих нормальное питание. Наоборот, 100 нормально питающихся работников сделают гораздо больше и их использование намного более рационально. И напротив, минимальные нормы питания, просто поддерживающие в людях жизнь, поскольку те не способны на сколько-нибудь адекватную производительность, с точки зрения национальной военной экономики должны рассматриваться как чистый убыток, ещё больше возрастающий из-за транспортных и административных [т.е. связанных с привлечением такой рабочей силы] издержек[1704].

Здесь мы имеем дело не с «антиэкономической» логикой антисемитизма, а с безжалостной материалистической логикой «Плана голода», противопоставленного программе Заукеля по насильственному привлечению рабочей силы. Авторы «Плана голода» пришли к заключению о том, что необходимо уничтожить миллионы людей, исходя не из принципов расовой борьбы, а из имеющегося количества продовольствия. Теперь вермахт исходил из той же логики применительно к рабочей силе. Задача заключалась в нахождении наиболее выгодного соответствия между калориями и работоспособностью. Доставленные в страну миллионы иностранных рабочих при отсутствии нормального питания почти не увеличили бы фактическую численность рабочей силы в Германии. Более того, поддерживая в полуживом состоянии огромное число иностранных рабочих, Германия лишь обременяла себя ещё одной прослойкой «бесполезных едоков» («unnutze Esser»). Было бы гораздо лучше вернуться к радикальной логике «Плана голода». Если в стране не хватает еды для того, чтобы поддерживать в каждом оптимальный уровень работоспособности, было бы намного выгоднее распределять имеющиеся пайки среди сравнительно небольшой группы тех, кто способен к производительному труду. Чего «национальная военная экономика» точно не могла себе позволить — так это кормить иностранных рабочих только для того, чтобы те не умерли.

В свою очередь, Бакке явно не был глух к этим аргументам. Замечания ОКБ всего лишь продолжали ту же логику «Плана голода», автором которой являлся сам Бакке. Но он находился в крайне трудном положении. Фюрер потребовал новых работников, и гауляйтер Заукель постарался их доставить. Теперь Гитлер и Заукель требовали, чтобы этих работников кормили, без чего, разумеется, они были не способны трудиться. Но при существовавших на тот момент запасах зерна Бакке был не в состоянии выполнить это требование. Нужно было сокращать потребление, а не изыскивать дополнительные пайки для миллионов новых работников. Серьёзность ситуации стала очевидна широкой общественности весной 1942 г., когда Министерство продовольствия объявило о снижении продовольственных норм для немецкого населения. С учётом того, что режим смертельно боялся подорвать моральное состояние населения, апрельское сокращение норм служило неопровержимым доказательством реальности продовольственного кризиса. Сокращение норм представляло собой важнейшую политическую меру, и Бакке никогда бы не предложил её, если бы в ней не имелось абсолютной необходимости[1705]. В 1942 г. роль первопроходца исполнял вермахт, сокращая пайки для бойцов действующей армии. Когда же было объявлено о сокращении норм для гражданского населения, реакция немцев подтвердила все опасения со стороны нацистского руководства. 23 марта 1942 г. СД сообщала, что известия о снижении норм вызвали крайнее недовольство среди немецких граждан. По словам осведомителей СД, эта новость стала для людей таким «ударом», каким не было «буквально ни одно другое событие за время войны»[1706]. Дополнительное беспокойство у руководства вызвали исследования, проведённые специалистами по питанию. Уменьшенные нормы, введённые после начала войны, серьёзно сказались на состоянии жировых отложений у населения. Фабричным рабочим, занятым тяжёлым физическим трудом, прежде была свойственна тенденция к набору веса в среднем возрасте; теперь же происходило ровно противоположное. И это являлось причиной для тревоги, поскольку жировые отложения у трудящихся служили для них резервом калорий в первые годы войны. Теперь же ожидалось, что дальнейшее сокращение продовольственных норм приведёт к резкому снижению производительности, особенно в таких отраслях, как горнорудная[1707].

В этих условиях не существовало никакой надежды на улучшение питания для только что прибывших «остарбайтеров» Заукеля. Разумеется, верно то, что численность наиболее обделённых «остарбайтеров» и советских пленных составляла весной 1942 г. чуть более миллиона человек и что для заметного улучшения их питания хватило бы очень скромного сокращения норм для немецких граждан. Но с учётом настроений, царивших в Министерстве продовольствия и среди населения в целом, любое подобное перераспределение не подлежало обсуждению. Если сокращались нормы для немцев, иностранные рабочие должны были пострадать ещё сильнее — так требовала общественность. В ответ на эти противоречившие друг другу императивы Бакке делал всё, что мог. С одной стороны, он учредил новые повышенные пайки для «остарбайтеров», занятых на тяжёлых работах[1708]. В то же время он сократил нормы питания для низшей категории «обычных» «остарбайтеров» намного ниже стандартного немецкого уровня. Кроме того, «остарбайтерам» не полагался ряд наиболее дефицитных продуктов, таких как яйца. В любом случае, ни одной из категорий пайков, установленных в апреле 1942 г., не хватало для того, чтобы обеспечить трудоспособность рабочей силы с востока. В то время как секретариат Заукеля тщетно рассылал меморандумы, требовавшие адекватного обращения с «остарбайтерами», с восточных территорий прибывали сотни тысяч голодных и раздетых работников, попадавших за колючую проволоку и обречённых на медленную смерть от недоедания. Как сообщала весной 1942 г. одна фирма, производящая вооружения, почти ежедневно кто-нибудь из «украинцев, желающих работать, падает у станка в обморок»[1709]. Для наблюдавшегося в то время состояния умов в Германии характерно то, что эта жалоба, как сочла необходимым подчеркнуть фирма, не имела ничего общего с сентиментальным гуманизмом. Усиленное питание для рабочих требовалось «только для того, чтобы добиться максимально возможной производительности от украинских работников, несомненно, прилежных и приносящих пользу». Летом 1942 г. аналогичное послание в региональное управление продовольствия направил завод Daimler-Benz в Унтертюркхейме. Русские, доставшиеся заводу, отказались работать из-за недостаточного питания. Зачинщиков бунта отправили в концентрационный лагерь. Но эти меры следовало дополнить увеличением пайков с тем, чтобы улучшить моральное и физическое состояние рабочей силы. Конкретно руководство завода просило повысить долю углеводов в рационе, пусть даже за счёт дальнейшего снижения его качества[1710]. К концу лета сам Заукель пришёл в полное отчаяние. Он выполнил задание и доставил в Германию сотни тысяч работников, но их производительный потенциал был погублен совершенно неадекватным питанием, которое они получали от Рейхсминистерства продовольствия. В начале сентября на встрече с должностными лицами Германского трудового фронта Заукель рвал и метал. Сам фюрер ясно дал понять, что ситуация, когда вермахт покорил всю Украину, а на территории Германии кто-то умирает от голода, совершенно неприемлема. Если нормы питания и для немцев, и для