Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко

Справедливости ради следует отметить, что многие шотландские представители лоулендерского среднего класса недоумевали по поводу той роли, которую в шотландской внутренней политике, в том числе в партийной системе, играет «ирландский вопрос». И, хотя «земельная проблема» была особенностью внутриполитического развития Ирландии и горной и островной Шотландии с середины 1880-х гг. и до начала XX в., это сходство было скорее внешним, поскольку шотландские сторонники реформ по своим убеждениям были глубоко антикатолически и антиирландски настроенными националистами. В глазах многих шотландцев, ирландский национализм представлял угрозу для унии и империи, благами которых так привыкли пользоваться шотландцы, особенно в западных регионах страны, и которые, обладая устойчивыми связями с Ольстером, склонны были рассматривать ирландское «самостоятельное правление» как «римское католическое правление» – Home Rule versus Rome Rule. Часто это находило выражение в том, что промышленники Глазго бойкотировали ирландских рабочих в ответ на бойкот ирландскими крестьянами своих землевладельцев. И «Глазго геральд» в начале 1882 г. публиковала сведения о таком бойкоте, хотя тот и не принимал широкие формы. Для многих же шотландцев ирландцы оставались «особой расой неуправляемых бунтовщиков», которые постоянно напоминали жителям индустриальной Шотландии, кем они могут стать, «если не будут самими собой»[1134]. Антиирландские настроения хорошо были выражены в «Северо-британской Дейли Мейл» в марте 1893 г.: «Шотландия не была представлена в Шотландской футбольной ассоциации, будучи заменена ирландцами или кельтскими игроками, которые должны были ее представлять. Не возражая против способностей кельтских футболистов, я уверен, что даже несмотря на их кровь, они не являются шотландцами. Как команда они объединены целями Ирландии»[1135]. Статья была написана от имени неизвестного «ковенантера», но из нее с очевидностью следовало, что второе поколение ирландцев, чьи предки некогда эмигрировали в Шотландию, намерено бороться за представление им всех прав коренных жителей.

Ирландская земельная лига, как и ирландские ассоциации борьбы за гомруль сыграли решающую роль в феврале 1889 г., когда шел процесс формирования Национального союза рабочих-докеров. Эдуард Макхью и Ричард Макги являлись ирландскими по происхождению лидерами этого объединения и вместе с Генри Джорджем, а также его шотландскими коллегами разделяли идею земельной реформы и одновременно были глубоко интегрированы в ирландское национальное движение. Среди лидеров рабочего движения Шотландии действительно было много ирландцев, которые в большей или меньшей степени способствовали распространению демократических идей. В частности, Чарльз Кеннеди был тем, кто основал подразделения Национального союза рабочих-докеров среди рабочих севера Англии и в мае 1888 г. принял участие во встрече в Глазго, где была основана Лейбористская партия Шотландии, а несколько месяцев спустя вошел к комитет, который занимался организацией первой конференции Шотландской лейбористской партии. В 1894 г. он, вместе с несколькими другими шотландскими ирландцами, поддержал идею объединения Шотландской лейбористской партии и Независимой лейбористской партии. Именно такие активисты способствовали не только преодолению этнического и религиозного противостояния, но и складыванию британского тред-юнионистского рабочего и социалистического движения. На рубеже XIX и XX вв. эти разногласия были несколько сглажены, но экономическая рецессия, открывшаяся в Шотландии после Первой мировой войны, вновь обострила шотландско-ирландские предрассудки.

Рубеж 1880-1890-х гг. был отмечен в шотландском демократическом движении тем, что стало называться «новым юнионизмом», ставшим «воинствующей и агрессивной» формой тред-юнионизма, свидетельствующей о наступлении новых промышленных отношений, связанных с ранним социалистическим движением, но, очевидно, отражающей изменения в классовой структуре общества. Вероятно, что истоки этого движения восходят к лондонской забастовке докеров августа 1889 г., а возможно и кженской стачке, прошедшей в Лондоне годом ранее. По мнению исследователей, это означало начало нового этапа тред-юнионского движения, который был связан с тем, что пример трудовых союзов Лондона стал распространяться по всей стране, включая Уэльс и Шотландию[1136]. Думается также, что очевидна и связь между началом этого этапа рабочего движения с распространяющимся социалистическим движением, в частности, с марксистской Социал-демократической федерацией, штаб-квартира которой находилась в Лондоне. Эта связь с идеями социализма, а также те политические акции, которые были порождены влиянием марксизма, являются основной особенностью шотландского рабочего движения этого периода. Вместе с тем, английское влияние стало возможным только в тех условиях, когда изменилась социальная и классовая структура самого шотландского общества – процесс, происходивший задолго до того, как лондонские социалисты, выходцы из средних слоев, основав марксистскую Социал-демократическую федерацию, заложили основу новому тред-юнионизму[1137].

Этот процесс трансформации социальной структуры и проникновения социалистических идей действительно сопровождался ростом настроений в пользу объединения в трудовые союзы. Согласно «Скотсмен», на конференции Конгресса тред-юнионов, собравшейся в 1889 г. в Данди, присутствовало двести пятьдесят делегатов, представлявших семьсот пятьдесят тысяч рабочих[1138]. Годом позже президент этого Конгресса выступал перед четырехсот шестьюдесятью делегатами, собравшимися в Ливерпуле и представлявшими полтора миллиона рабочих[1139]. Историки склонны соглашаться с этими цифрами, однако, ряд из них обращают внимание на то, что, несмотря на рост численности тред-юнионов среди представителей всех слоев рабочего класса, «новые юнионисты» составляли всего лишь 22 % от общего количество членов объединений[1140]. Таким образом, возможности влияния «нового юнионизма» были ограничены, и, несмотря на то, что тред-юнионисткое движение эволюционировало в сторону социализма и политической независимости, возможно, стоит его рассматривать в более широком контексте экономической и социальной динамики.

В декабре 1890 г. Джон Барнет, представляющий Управление труда, обнародовал отчет «Стачки и забастовки в 1889 г.», где попытался сопоставить трудовое движение и экономические условия 1889 г. с более ранним периодом 1870-х гг., когда развивающееся тред-юнионистское движение привлекало как квалифицированных, так и низкоквалифицированных рабочих. В документе автор пришел к выводу, что «в сходных условиях экономического роста» в организациях неквалифицированных рабочих, которые, «как утверждают многие, были ключевой характеристикой эпохи», не было ничего исключительного[1141]. Отчет Барнета важен с двух точек зрения. Во-первых, в нем делается акцент на экономических условиях, в которых развивается рабочее движение, вместо политической борьбы. А, во-вторых, он говорит о преемственности ситуации 1870-х и конца 1880-х гг. и утверждает, что стремление к объединению среди неквалифицированных рабочих не является новым феноменом.

Одной из особенностей нового юнионизма было использование им агрессивных стратегий промышленных отношений, что в результате становилось причиной конфликтов со «старыми мягкими методами», к которым были более склонны лидеры объединений квалифицированных рабочих. В то время как многие «новые союзы» находились в глубоком долгу перед «старыми объединениями» за ту основу, которая им была предоставлена, в том числе и в виде рабочих ресурсов, отношения между «старыми» и «новыми» были далеко не однозначны. Подавляющее большинство прежних юнионистов были либералами по своим политическим взглядам, публично и