Наше восточное наследие - Уильям Джеймс Дюрант

называемый "Тримурти"), высеченный в глубоком рельефе в пещерах Элефанты,49 почти Праксительская каменная статуя, которой поклоняются в Ноккасе как богине Рукмини,50 грациозный танцующий Шива, или Натараджа, отлитый из бронзы чольскими мастерами-ремесленниками из Танджоре,51 прекрасный каменный олень из Мамаллапурама,52 и красавец Шива из Перура53- вот свидетельства распространения искусства резчика во всех провинциях Индии.

Те же мотивы и методы пересекли границы собственно Индии и породили шедевры от Туркестана и Камбоджи до Явы и Цейлона. Примером может служить каменная голова мальчика, выкопанная из песков Хотана экспедицией сэра Аурела Стейна;54 голова Будды из Сиама;55 египетская изящная "Харихара" из Камбоджи;56 великолепные бронзы Явы;57 гандхароподобная голова Шивы из Прамбанама;58 в высшей степени прекрасная женская фигура ("Праджнапарамита"), хранящаяся в Лейденском музее; совершенный Бодхисаттва в Глиптотеке в Копенгагене;59 спокойный и могущественный Будда,60 и тонко высеченный Авалокитешвара ("Господь, который с жалостью взирает на всех людей"),61 оба из великого яванского храма Боробудур; или массивный примитивный Будда,62 и прекрасный порог из "лунного камня",63 из Анурадхапуры на Цейлоне. Этот скучный список произведений, которые, должно быть, стоили крови многих людей на протяжении многих веков, позволяет судить о влиянии индуистского гения на культурные колонии Индии.

Нам трудно полюбить эту скульптуру с первого взгляда; только глубокие и скромные умы могут оставить свое окружение позади себя, когда они путешествуют. Нужно быть индусом или гражданином тех стран, которые приняли культурное лидерство Индии, чтобы понять символизм этих статуй, сложные функции и сверхчеловеческие силы, обозначенные этими многочисленными руками и ногами, ужасный реализм этих причудливых фигур, выражающих индуистское ощущение сверхъестественных сил, иррационально созидательных, иррационально плодовитых и иррационально разрушительных. Нас шокирует, что в индуистских деревнях все худые, а в индуистской скульптуре все толстые; мы забываем, что статуи в основном изображают богов, которые получили первые плоды земли. Нас смущает, что индусы раскрашивают свои статуи, тем самым мы показываем свою неосведомленность о том, что греки делали то же самое, и что классическое благородство фидийских божеств объясняется случайным исчезновением краски. Мы недовольны сравнительной скудостью женских фигур в индийской галерее; мы скорбим о подчинении женщин, на которое это, кажется, указывает, и никогда не задумываемся о том, что культ обнаженной женщины не является непременной основой пластического искусства, что глубочайшая красота женщины может быть больше в материнстве, чем в юности, больше в Деметре, чем в Афродите. Или мы забываем, что скульптор вырезал не столько то, что ему снилось, сколько то, что было предписано жрецами; что любое искусство в Индии принадлежало скорее религии, чем искусству, и было подручным теологии. Или мы слишком серьезно относимся к фигурам, задуманным скульптором как карикатуры, или шутки, или людоеды, призванные отпугивать злых духов; если мы в ужасе отворачиваемся от них, то лишь подтверждаем выполнение их цели.

Тем не менее, скульптура Индии так и не обрела ни изящества ее литературы, ни возвышенности ее архитектуры, ни глубины ее философии; она отражала, главным образом, сбивчивые и неопределенные представления ее религий. Она превосходила скульптуру Китая и Японии, но никогда не сравнится с холодным совершенством египетской статуи или живой и манящей красотой греческого мрамора. Чтобы понять даже его предположения, мы должны возродить в наших сердцах искреннее и доверчивое благочестие средневековых дней. По правде говоря, мы слишком многого требуем от скульптуры, как и от живописи, в Индии; мы судим о них так, словно они были там, как и здесь, самостоятельными искусствами, тогда как на самом деле мы искусственно выделили их для обработки в соответствии с нашими традиционными рубриками и нормами. Если бы мы могли увидеть их такими, какими их знает индус, - как составные части непревзойденной архитектуры его страны, - мы бы сделали скромное начало на пути к пониманию индийского искусства.

V. АРХИТЕКТУРА

1. Индуистская архитектура

До Ашоки - Ашокан - Буддисты - Джайны - Шедевры севера - Их разрушение - Южный стиль - Монолитные храмы - Структурные храмы

От индийской архитектуры до времен Ашоки ничего не осталось. У нас есть кирпичные руины Мохенджо-Даро, но, по-видимому, здания ведической и буддийской Индии были деревянными, а Ашока, похоже, первым стал использовать камень в архитектурных целях.64 В литературе мы слышим о семиэтажных строениях,65 и о дворцах, отличавшихся некоторым великолепием, но от них не сохранилось ни следа. Мегастен описывает императорские резиденции Чандрагупты как превосходящие все в Персии, кроме Персеполиса, по образцу которого они, по-видимому, и были спроектированы.66 Это персидское влияние сохранялось до времен Ашоки; оно проявляется в плане его дворца, который соответствовал "Залу ста колонн" в Персеполисе;67 и снова проявляется в прекрасной колонне Ашоки в Лаурии, увенчанной львиной капителью.

С обращением Ашоки в буддизм индийская архитектура начала сбрасывать это чужеродное влияние и черпать вдохновение и символы из новой религии. Этот переход очевиден в большой столице, которая является всем, что сейчас осталось от другого столпа Ашокана, в Сарнатхе;68 Здесь, в композиции поразительного совершенства, которую сэр Джон Маршалл назвал равной "всему, что есть в своем роде в древнем мире".69 четыре мощных льва, стоящих спина к спине на страже, и полностью персидские по форме и лицу; но под ними находится фриз из хорошо вырезанных фигур, включая такого индийского любимца, как слон, и такой индийский символ, как буддийское Колесо Закона; а под фризом - большой каменный лотос, который раньше принимали за персидскую колокольную столицу, а теперь признают самым древним, универсальным и характерным из всех символов в индийском искусстве.70 Изображенный вертикально, с опущенными лепестками и пестиком или семенным сосудом, он обозначал утробу мира; или, как одно из самых прекрасных проявлений природы, он служил троном бога. Символ лотоса или водяной лилии перекочевал вместе с буддизмом и проник в искусство Китая и Японии. Подобная форма, использовавшаяся в качестве для оформления окон и дверей, стала "подковообразной аркой" сводов и куполов Ашокана, первоначально заимствованной из "крытой повозки" бенгальских соломенных крыш, поддерживаемых прутьями согнутого бамбука.71

От религиозной архитектуры времен буддизма осталось несколько разрушенных храмов и большое количество "топе" и "перил". В ранние времена "топе" или "ступа" представляла собой курган для захоронения; при буддизме она стала мемориальной святыней, в которой обычно хранились мощи буддийского святого. Чаще всего ступа имела форму купола из кирпича, увенчанного шпилем и окруженного каменными перилами, украшенными барельефами. Один из самых древних топе находится в Бхархуте, но рельефы на нем примитивно грубые. Самая богато украшенная из сохранившихся перил находится в Амаравати; здесь 17 000 квадратных футов были покрыты мельчайшими рельефами такой превосходной работы, что Фергюссон оценил эту перилу как "вероятно, самый замечательный