Цена разрушения - Адам Туз

К осени 1942 г. Шпеер создал постоянный комитет по связи с министерством Геббельса, занимавшийся конкретно «пропагандой вооружений»[1738]. Его лозунг был прост: «Победу принесёт наилучшее оружие». В число видов оружия, активно фигурировавших в пропаганде, входил новый немецкий пулемёт MG-42, имевший, согласно пропагандистам Шпеера, феноменальную скорострельность — 3000 выстрелов в минуту[1739]. В 1943 г. Шпеер старался сохранить импульс, заданный первыми пропагандистскими успехами — сперва окружив помпезной риторикой танковую программу «Адольф Гитлер», выполнение которой началось сразу же после Сталинграда, затем представив 13 мая Гитлеру «генеральный доклад» о триумфах военной промышленности и получив в ответ награду — «Кольцо Тодта»[1740]. 5 июня 1943 г. Шпеер выступил на съезде 10 тыс. работников оружейной отрасли в берлинском «Спортпаласте», когда все крупные промышленники и управляющие оборонных предприятий были впервые награждены за услуги, оказанные ими германской нации[1741]. Шпеер обрушил на своих слушателей водопад цифр, утверждая, что с 1941 г. производство боеприпасов выросло в шесть раз, а производство артиллерии — в четыре раза. Производство противотанковых орудий также увеличилось вчетверо, а поставки танков в мае 1943 г., по словам Шпеера, превышали среднюю величину за 1941 г. в 12.5 раза. Однако, осведомлённые люди отмечали, что Шпеер не называл абсолютных цифр[1742]. Он не упоминал о том, что приводившиеся им показатели были вычислены по отношению к тем тщательно отобранным периодам 1941 г., когда объёмы производства были особенно низкими, и полностью игнорировал тот факт, что все производственные успехи Германии меркли на фоне ошеломляющей массы вооружений, брошенных на Германию её противниками.

Подчёркивая идеологическую функцию «оружейного чуда» Шпеера, мы, разумеется, ни в коем случае не утверждаем, что оно было «просто» иллюзией. По крайней мере до лета 1944 г. статистическая риторика не скатывалась до откровенной лжи. Производство вооружений действительно возрастало. Более того, особое значение успехов Шпеера для пропагандистской машины заключалось именно в том факте, что режим всё ещё сохранял контроль над новостями с этого фронта. В то время как до Геббельса доходило болезненное осознание того, как сложно работать с плохими военными новостями, немецкая военная экономика по крайней мере до весны 1943 г. в целом не сталкивалась с затруднениями, вызванными действиями союзников. Она оставалась единственной ареной, на которой режим по-прежнему мог полагаться на хорошо отработанные технологии зрелищных постановок. Ещё никто не мешал устанавливать новые рекорды, а фюреру в день его рождения не забывали продемонстрировать новые впечатляющие виды оружия. Каждый танк и каждый самолёт, выходившие из ворот заводов, утверждали один и тот же солипсистский аргумент: с Германией, конечно же, не может быть покончено до тех пор, пока она способна все более высокими темпами производить такое превосходное оружие.

Рост производства вооружений был вполне реальным. Но с учётом в высшей степени политической функции «оружейного чуда» к данным о работе министерства Шпеера следует относиться очень осторожно. Слишком много историков проявляли чрезмерное доверие к риторике Шпеера на тему рационализации, эффективности и производительности[1743]. Беспристрастное изучение статистики приводит к выводу о том, что прирост, достигнутый после февраля 1942 г., был намного менее впечатляющим, чем обычно считается. Во внезапном приросте производства вооружений в Германии не было ничего чудесного. Он был вызван абсолютно естественными причинами: реорганизацией и рационализацией, начавшимися задолго до назначения Шпеера; безжалостной мобилизацией средств производства; отдачей от инвестиций, сделанных на более ранних этапах войны; и сознательным отказом от качества в пользу немедленного увеличения количества. И все эти соображения — вовсе не мелочные придирки историка. Они затрагивают самую суть идеологизированного отношения Шпеера к военной экономике как к бесконечному потоку продукции, обеспеченному энергичным руководством и гениальными инженерами. Сформулировать главную мысль несложно: «чудо Шпеера» имело свои пределы. Немецкая военная экономика после 1942 г. подчинялась тем же самым принципиальным компромиссам, которые ограничивали её успехи с самых первых лет войны. А к лету 1943 г. эти ограничения в сочетании с первыми систематическими атаками союзных бомбардировщиков на немецкие заводы полностью покончили с «чудом Шпеера». Этому внезапному окончанию оружейного бума, произошедшему летом 1943 г., и его принципиальным политическим последствиям прежде не придавалось большого значения[1744]. Не только производство вооружений застыло на одном уровне — также выявилась иллюзорность главного постулата, на котором основывалась деятельность Шпеера. Несмотря на все усилия Шпеера и его сотрудников, им так и не удалось вывести Германию из стратегического тупика. В июле 1943 г. солипсистский пузырь шпееровской пропаганды лопнул в результате серии столь масштабных военных катастроф, что перспективу поражения уже нельзя было скрыть от населения Германии. И именно в этот кризисный момент Альберт Шпеер продемонстрировал своё истинное лицо. Сохраняя непоколебимую верность фюреру, он без колебаний стал прибегать к самым крайним мерам принуждения, если они требовались на очередном этапе жертвенной мобилизации.

I

В той степени, в какой германская военная экономика после декабря 1941 г. опиралась на какую-либо стратегическую идею — помимо простой борьбы за выживание, — существование этой идеи приходится на первый год пребывания Шпеера в должности, с февраля 1942 г. до начала 1943 г. Тот факт, что это окно возможностей было очень узким, важен тем, что он противоречит обычному подходу к «эпохе Шпеера» как к недифференцированной хронологической единице — периоду непрерывного роста производства вооружений и все новых и новых успехов[1745]. Однако повышенное внимание к этой первой фазе работы Шпеера в качестве министра вытекает непосредственно из той отчаянной игры, которую Гитлер вёл в ноябре и декабре 1941 г. Как мы уже видели, после объявления войны Соединённым Штатам в декабре 1941 г. главная задача заключалась в том, чтобы нанести поражение Красной армии к зиме 1942/1943 г. и сделать это посредством решительного прорыва к Кавказу. Такой шаг должен был поставить Советский Союз на колени и резко изменить соотношение сил во всей Западной Азии. Подчинив себе Украину и Кавказ, Германия получила бы продовольствие, сырьё и нефть, необходимые для продолжения войны с Великобританией и США. В сочетании с успешным наступлением Африканского корпуса это представляло бы собой смертельную угрозу британским позициям на Ближнем Востоке. Таким образом, в первую очередь требовалось восстановить наступательные способности Ostheer для этого второго большого наступления, сконцентрировав все имеющиеся ресурсы в группе армий «Юг»[1746].

Важнейшее значение в этих стратегических расчётах играл фактор времени. Вступление Америки в войну не обязательно оказалось бы фатальным при условии,