Сибирская эпопея XVII века - Николай Иванович Никитин

Первые русские переселенцы оседали в Сибири прежде всего по берегам ее главных рек, становившихся как бы «каркасом» первоначального расселения (111, с. 9, 17]. Реки служили в этой стране главными, а часто и единственными транспортными артериями, давали важнейший источник существования — рыбу, приречные земли обычно более всего подходили и для хлебопашества, и для скотоводства, междуречья же в XVII в. осваивали в основном охотники за пушным зверем.

На огромном пространстве сибирской тайги в годы расцвета соболиного промысла действовали тысячи промышленников. И хотя по своей общей численности они значительно уступали другим категориям русского населения Сибири XVII в. (служилым людям, крестьянам), в отдельных ее районах в это время численность промысловиков бывала таковой, что оказывалась либо равной количеству охотников из коренного населения (как в Якутии и Енисейском крае в 40-е годы), либо даже превосходила его (как в Мангазейском уезде в начале XVII в.). Всемерно содействуя присоединению обширнейших территорий к Русскому государству, промышленники укрепляли его могущество еще и тем, что наполняли сотнями соболиных «сороков» внутренние и внешние рынки страны, обогащали «государеву казну» сданными в качестве десятинной пошлины мехами и в итоге давали такое количество пушнины, которое намного превышало ясачный сбор. Вплоть до XVIII в. благодаря усилиям именно промыслового населения Сибири Россия занимала первое место в мире по добыче и экспорту «мягкого золота» [12, с. 224; 110, с. 69—104; 109, с. 21–23; 36, с. 21].

Начало бурного развития соболиного промысла в Сибири приходится на 20-е годы XVII в., а период наивысшего подъема — на середину столетия. Главным промысловым районом к этому времени стала Восточная Сибирь. Западная уступала ей не только в количестве, но и в силу менее суровых климатических условий в качестве соболя. (Высокое же качество сибирской пушнины в целом определялось тем, что «в суровых климатических условиях волосяной покров пушных зверей приобретает особую пышность, нежность и шелковистость») [139, с. 506]. Районы интенсивного пушного промысла находились далеко от наиболее удобных для жилья (и соответственно наиболее заселяемых) мест; промышленникам было хорошо известно, что «от стука, и от огня, и от дыма всякий зверь выбегает», и они направлялись вначале в низовья Оби и Енисея, а затем — на Лену и еще далее на восток [58, т. 2, с. 76]. Основной контингент промышленников, как и вообще переселенцев в Сибирь, по-прежнему поставлял черносошный Русский Север. Ими прежде всего являлись крестьяне, стремившиеся поправить свое материальное положение в «златокипящих государевых вотчинах». Дорога к сибирским соболям была, однако, опасна, длинна, нередко отнимала несколько лет и, что немаловажно, требовала значительных средств на подъем.

«Промышленный завод» включал в себя орудия охоты и рыбной ловли, обычную и специально сшитую для промысла одежду и обувь; недешево обходился в далекой Сибири и продовольственный запас. Общая стоимость «ужины» (необходимого для промысла продовольствия и снаряжения) сильно колебалась в зависимости от времени и места, но составляла обычно от 20 до 40 руб. Это была весьма значительная сумма по масштабам цен XVII в.[7] Далеко не каждый из стремившихся разбогатеть на промыслах имел такие средства, и большинство охотников за сибирским соболем становились покрученниками, т. е. снаряжались за счет нанявшего их хозяина. Условия найма были кабальными. Покрученник обычно попадал в полную личную зависимость от нанимателя, выполнял все его поручения и обязывался отдавать ему две трети добытой пушнины. Нанимателями чаще всего выступали торговые люди, но ими нередко бывали и сами промышленники; они составляли четвер тую или третью часть таких хозяев, правда, в отличие от торговых людей свыше 10 покрученников имели очень редко. Вербовка чаще всего производилась на месте, в сибирских городах.

Поднимавшиеся на промысел «собою», так называемые «своеужинники», как было сравнительно недавно выяснено, играли тем не менее не только самостоятельную, но и видную роль в эксплуатации пушных богатств Сибири. Это важно отметить, поскольку ранее в исторической литературе деятельность самостоятельного мелкого промышленника недооценивалась [108, с. 116–124]. Однако и своеужинники редко охотились в одиночку; обычной формой организации соболиного промысла в Сибири XVII в. являлась артель (ватага). Объединение промышленников было обусловлено прежде всего дальностью и неимоверной трудностью путей к промысловым угодьям, выгодностью организации совместных зимовок. Согласованных и координированных усилий требовал и сам промысел; он чаще всего просто не окупал расходов на подъем, если производился в одиночку. Артели по своим размерам бывали самыми различными (от нескольких до 40 и более человек) и нередко весьма смешанными: объединяли и своеужинников, и покрученников, и их хозяев. Во главе каждой артели стоял выбранный промышленниками из своей среды передовщик (наиболее опытный, бывалый охотник); если в ватаге было несколько промысловых партий, избирался главный передовщик.

Промысел начинался в октябре-ноябре и заканчивался в марте. В другие месяцы, когда качество меха было низким, занимались устройством зимовий, рыбной ловлей и охотой для пополнения запасов продовольствия (зарывавшихся обычно в ямы), подготовкой снаряжения и т. п. Съестные припасы, как и вся добыча, считались общим достоянием артели. С началом промыслового сезона большая артель делилась на мелкие партии и расходилась по распределенным заранее соболиным угодьям (охотились почти исключительно на соболя, так как меха других зверей не окупали промысловых расходов). В отличие от сибирских аборигенов, стрелявших соболя из луков, главными орудиями охоты у русских являлись «кулёмы» (ловушки давящего действия с приманкой из мяса или рыбы) и «обмёты» (сети), позволявшие вести промысел с наивысшей для того времени производительностью. Использовали для охоты и специально обученных собак, часто стреляли соболей и «по иноземческому обычаю» из луков, постоянно встречавшихся среди промыслового снаряжения.

Ранней весной промышленники съезжались в свои зимовья, где поровну делили добытые за сезон меха, рассчитывались с хозяевами (если те тоже были на промысле), выделывали и «разбирали» пушнину, связывая односортные шкурки по 40 штук в общепринятом порядке: «лутчий зверь к лутчему, середний к середиему, а худой к худому» (соболи наивысшего качества либо сшивались попарно, либо хранились по одному). Со вскрытием рек артель обычно распадалась: одни оставались в зимовьях еще на один сезон, другие отправлялись искать новые промысловые угодья, третьи возвращались в сибирские и «русские» города, скупая или продавая по пути пушнину.

В 40—50-е годы XVII столетия из Сибири «на Русь» вывозили в год до 145 тыс. и более соболей. В то время средняя добыча на одного охотника в основных промысловых уездах составляла около 60 шкурок, максимальная же добыча в наиболее благоприятные для промысла годы доходила до 260 соболей на человека. Лучшие соболиные шкурки продавались по 20–30 руб.