На войне как на войне - Вера Кузьминична Васильева

Из Селижарово наша рота вышла с рассветом. Других рот нашего батальона мы на дороге не видели. В пути мы сделали несколько привалов и к вечеру подошли к Кувшиново. По дороге не встречалось ничего примечательного, кругом безлюдные поля и леса, как везде.

Когда с опушки леса мы стали подниматься в гору по склону неглубокого оврага, то за насыпью железнодорожного полотна увидели крыши домов и почувствовали запах гари. Свернув на железнодорожное полотно, рота подошла к окраине города. Город небольшой, в сорок первом году здесь проживало всего восемь тысяч жителей. Мы посмотрели вперед. На станционных путях стояли разбитые и обгорелые вагоны. От вагонов еще шел едкий запах и дым. Немцы бомбили станцию накануне нашего прихода. Кругом свежие воронки от бомб, обгорелые скелеты товарных вагонов и догорающие станционные складские постройки…

Первый раз мы увидели живую картину войны. Так нам тогда, по крайней мере, казалось. Мы почему-то остановились. Стояли и долго смотрели молча, пытаясь представить себе, как все это происходило, саму бомбежку и разрывы фугасных бомб. Для нас это было ново и совсем необычно. Трудно себе представить то, что сам никогда не видел и не испытал на себе. Само Кувшиново от налета немецкой авиации не пострадало. Немцы бомбили только станцию. Дома, где жили люди, все были целы.

Выйдя на дорогу, которая вела на Торжок, рота остановилась в сосновом лесу. У дороги под соснами были вырыты длинные, с двухскатными крышами, землянки. В одну такую землянку можно было поместить целую роту. Только островерхие крыши, укрытые сверху травянистым дерном, выступали над землей. Сверху кроме свежего дерна их прикрывали лохматые ветви деревьев. Это были сооружения довоенного образца. При хорошей бомбежке попади в такую землянку единственная бомба – от расположенной в землянке роты не осталось бы ничего. Позже, на фронте, мы такие землянки не строили. Но тогда, расположив своих солдат на дощатых нарах, при свете керосиновых ламп «Летучая мышь», мы были уверены, что здесь вполне безопасно. Выставив наверх часовых и назначив внутри при входе дежурных, мы приступили к чистке оружия и проверке наличия у солдат амуниции. Старшине я велел выявить солдат с потертыми ногами и больных. Окончив проверку и доложив командиру роты о полном порядке во взводе, я вышел наверх подышать свежим воздухом.

* * *

В один из сентябрьских дней, на рассвете, миновав несколько разбросанных у дороги серых неказистых изб, рота свернула в сторону леса и вошла под деревья. Рота остановилась, и солдаты кто где повалились на землю. Сколько мы прошли за эти дни? Мы потеряли счет времени, километрам, дневным привалам и ночным переходам.

Командир роты все время шел впереди, и меня вызывали к нему за получением дальнейших указаний. Солдаты думали, что это обычный дневной привал. Но прошло совсем немного времени, и я вернулся обратно. Солдаты только что опустились на землю, а лейтенант явился и подал команду строиться.

– Подъем! – закричал старшина.

Солдаты, охая и вздыхая, нехотя стали подниматься.

– Шевелись! – пробасил старшина.

После некоторой неразберихи и толкотни солдаты построились, подравнялись и пошли за мной вглубь леса.

Когда на ясном небе появилось солнце и осветило все кругом теплым и мягким светом, когда всеми цветами радуги заиграла осенняя листва, мы вышли на опушку леса.

Вскоре мы увидели замаскированный дерном и посадками дот. Это был наш дот, и он стоял на самом левом фланге Ржевского участка укрепрайона. Левее нас и дальше укреплений не было, там простирался лесной массив и болота. Только за лесом, южнее, где-то у Сычевки, снова продолжалась линия Вяземского укрепрайона. Мы вышли на рубеж, где должны были сдержать немцев, наступающих на Москву, Ржев и Калинин.

Укрепления и бетонные огневые точки уходили от Шентропаловки в сторону станции Мостовой и дальше, к городу Осташкову. На нашем участке линия обороны шла по склонам высоты 254. Дальше она поворачивала на Вязоваху, Борки, Дубровку и Мостовую. Это был участок обороны нашего батальона.

В лобовой части дота была вмонтирована стальная броневая плита. В ней вращался полуметровый стальной шар, в центре которого имелось сквозное отверстие для пушки.

С внутренней стороны дота в шар был установлен ствол 45-миллиметровой пушки. Внутри дота шар и ствол были соединены с механической турелью и сиденьем для наводчика. Турель, лафет, ствол пушки и сиденье наводчика вращались вместе с шаром.

Если посмотреть на дот с внешней стороны, то он выглядел в виде небольшого холма с насаженной травой, кустами и росшими на нем небольшими деревьями. И только у самой земли с близкого расстояния можно было увидеть серое стальное яблоко с черным зрачком посередине. Оно, как у живого циклопа, вращалось во все стороны и зорко следило, поджидая появления немцев и их танков.

На следующий день мы получили боевой приказ на оборону занимаемого рубежа.

После первого дня отдыха свободные от боевого дежурства солдаты приступили к земляным и строительным работам.

Через несколько дней в окопы и траншеи, что были в промежутках между дотами, вошли стрелковые подразделения 119‐й стрелковой дивизии. Солдаты стрелковых рот тоже занялись земляными работами. Промежутки между дотами, в которых сидела пехота, составляли от двух до трех километров.

Наши бетонные казематы имели различные технические устройства и оборудование.

В доте были электрическое освещение от аккумуляторов, система сигнализации и две подземные линии телефонной связи, которые глубоко под землей шли на командный пункт роты и укрепрайона. Телефонные трубки были необыкновенной величины. В них можно было разговаривать во время стрельбы из пулемета и пушки. А во время стрельбы в доте стоял такой гром, что крика и баса старшины не было слышно.

Сверху был вмонтирован подъемный перископ для наблюдения за полем боя.

Многие тысячи жителей Ржева и Калинина, Торжка, Старицы, Осташкова и других городов Калининской области работали на строительстве этой оборонительной полосы. Ржевский укрепленный район протянулся на сотни километров. Но глубина оборонительной полосы была небольшой, она фактически была вытянута в одну узкую линию. Прорыв ее при массированном ударе артиллерии и авиации не представлял особого труда.

Время на нашей позиции в трудах и заботах шло незаметно. Мы засыпали в подземные хранилища картошку и капусту, пилили и кололи дрова, готовились основательно и долго стоять на этом рубеже.

Как-то перед рассветом на минном поле рванула мина. Из темноты послышались крики и взволнованные голоса. Мгновенно была объявлена боевая тревога. Мы и раньше