Российский колокол №3-4 2020 - Коллектив авторов

что Ленин сознательно игнорировал произведения Федора Михайловича. Я цитирую по памяти: «На эту дрянь у меня нет свободного времени. Прочитав «Записки из Мертвого дома» и «Преступление и наказание», уже читать «Бесы» и «Братья Карамазовы» не желаю. Содержание сих обоих пахучих произведений мне известно, для меня этого предостаточно. Я начал читать «Братья Карамазовы» и бросил. От сцен в монастыре меня стошнило. А что касается «Бесов» – это реакционная гадость. Такая литература нам не нужна».

– Конечно, в сегодняшней России Ленин – авторитет. Но он прежде всего политик и не обязан иметь хороший вкус во всем. Ведь кроме политических вождей в России есть интеллектуалы, видные литераторы, авторитеты в области культуры и прочее.

– Главным литератором России сегодня является Максим Горький, я процитирую его по памяти: «Я не знаю более злых врагов жизни, чем Толстой и Достоевский. Они хотят примирить мучителя и мученика и хотят оправдать себя за близость к мучителям, за бесстрастие свое к страданиям мира. Это преступная работа».

Адель вспомнила эту беседу в тот момент, когда они с Аль-Бари переступали порог донельзя запущенного дома, в котором, как говорят, жил русский писатель. Здесь даже сохранился письменный стол, за которым он работал. Глядя на этот стол, Адель представила, как укутанный в теплый плед писатель склонился над лежащим перед ним чистым листом бумаги и о чем-то размышлял. Потом пододвинул поближе свечу, обмакнул в чернильницу перо и написал: «В отдаленных краях Сибири, среди степей, гор или непроходимых лесов, попадаются изредка маленькие города…» – и, остановившись на полуфразе, поспешил написать заглавие будущей книги: «Записки из Мертвого дома».

Этот дом они нашли не сразу, и прав был Чанышев: в этом городе мало кто гордится тем, что здесь жил и творил великий Достоевский. Пожилая татарка-уборщица на плохом русском пыталась объяснить, что в этом доме посетителей почти не бывает. Она сама о писателе Достоевском знает, но книг его не читала. Очевидно, она вовсе не умела читать. Еще уборщица знает, что в Семипалатинск этот Достоевский попал безродным ссыльным солдатом, а уехал подпоручиком и дворянином. Еще говорят, что он дружил с врагом народа – областным прокурором бароном Врангелем, родным дядей другого барона Врангеля, который воевал против Красной армии. Другими словами, Достоевский был совсем не советский человек. Адель покинула это место в грустном настроении и решила, что будет правильно, если она сама расскажет сыну все, что знает о Федоре Михайловиче и героях его произведений. В этот день они вкусно поужинали в татарском ресторане и вовремя легли спать. Однако их ночь прошла беспокойно – не давали спать полчища громадных и голодных клопов. Хорошо, что их пароход на Омск отходил рано утром.

Расстояние от Семипалатинска до Омска по реке Иртыш – примерно триста километров, и старенький пароход шел вниз по течению меньше двух суток. Левобережье Иртыша в этом месте представляет собой бескрайнюю степь с казахскими аулами и маленькими русскими деревнями с убогими мазанками, вытянувшимися вдоль берега реки. Иногда попадались заброшенные православные церкви. Благодаря скучному пейзажу за бортом Адель практически не выходила из своей каюты. Она рассказывала сыну биографию Федора Михайловича, читала вслух книгу «Записки из Мертвого дома», написанную им в Семипалатинске, и неожиданно для себя открыла новые смыслы, талантливо спрятанные автором под спудом выверенного текста. Прав был Чанышев: «Классику надо читать и перечитывать, чтобы не пропустить заложенный автором ценный подтекст».

В Омск пароход прибыл с небольшим опозданием. Их встретила Лена – дочь Людмилы Никандровны Яковлевой, когда-то работавшей в Санкт-Петербурге врачом Смольного института для благородных девиц. В столице Западной Сибири Адель и Аль-Бари сделали однодневную остановку. Лена показала им город, который был заложен более двухсот лет назад по приказу царя Петра Великого на стрелке впадения реки Омь в могучий Иртыш. Царь хотел иметь военное укрепление на этой стратегической транспортной развязке, а потому Омск стал быстро развиваться и даже после Октябрьской революции пару лет пребывал столицей России. Этот сибирский город произвел на юного Аль-Бари сильное впечатление. Во-первых, через Иртыш проложен громадный железнодорожный мост, и Аль-Бари с восхищением наблюдал, как по мосту на большой скорости пролетел грузовой состав с лесом. Кроме того, на улицах Омска было много автомобилей разных марок и даже пара грузовиков. К удивлению Аль-Бари, жители Омска говорили только по-русски, в том числе и казахи, которых здесь немало, но все их почему-то называют кыргызами. Перед отъездом они зашли на базар, чтобы купить кое-что в дорогу. Здесь весь мясной ряд занимали продавцы-казахи. Адель пыталась заговорить с ними по-казахски, и было видно, что они понимали ее, но отвечали только по-русски.

На следующий день Адель и Аль-Бари, предвкушая новые впечатления от предстоящего путешествия, сели в купе спального вагона поезда Москва – Владивосток. Ожидания путешественников полностью оправдались. Следующие четыре дня за окном своего купе они видели бескрайние леса и многочисленные реки Восточной Сибири, воспетые в песнях озеро Байкал и реку Амур, и в полночь на пятый день прибыли во Владивосток. На вокзале их встретил Валентин Шевелев и разместил в первоклассном номере 208 гостиницы «Золотой рог» на улице Ленинской, бывшей Светланской, в центре Владивостока. Шевелев сказал, что в этом номере когда-то жил Чанышев и дважды останавливался адмирал Колчак. Валентин попросил на следующий день в 9:00 быть готовыми к небольшой экскурсии по Владивостоку и, пожелав спокойной ночи, ушел.

Он оказался хорошим гидом, знающим историю и традиции Владивостока. Показал раскинувшийся на сопках город и бухту Золотой Рог с различных ракурсов и даже свозил в бухту Шамора, куда в свое время не смог попасть Чанышев. Аль-Бари, никогда ранее не видевший моря, был потрясен его величием и силой, исходящей от этой водной стихии. Адель разрешила сыну искупаться. «Мама, мама! Вода соленая!» – восторгу ребенка не было предела. День пролетел незаметно, и вечером, когда они ужинали в рыбном ресторане на улице Пекинской, Аль-Бари уснул прямо в кресле.

Владивосток оставил у Адели и Аль-Бари прекрасные, ни с чем не сравнимые впечатления, они долгое время пребывали в абсолютном восторге от всего увиденного. К полудню следующего дня Шевелев привез гостей из Семиречья в Кангауз, в дом Бориса Анатольевича и Галины Семеновны Догот. Они тепло обнялись, будто близкие родственники. Духовная общность нередко делает людей даже ближе, чем формальные родственные связи, поэтому Борис с ходу предложил Адели следующий план: «Аль-Бари вместе с нашим сыном Женей и опытным таежником Валентином Шевелевым уходят на гору Пидан в познавательную экскурсию по приморской тайге, а мы втроем готовим ужин». План был