Золотой век русской поэзии - Вильгельм Карлович Кюхельбекер

закричали враги, закипев, —

Умрешь под мечами!» – «Не страшен ваш гнев!

Кто русский по сердцу, тот бодро, и смело,

И радостно гибнет за правое дело!

Ни казни, ни смерти и я не боюсь:

Не дрогнув, умру за царя и за Русь!»

«Умри же! – сарматы герою вскричали —

И сабли над старцем, свистя, засверкали. —

Погибни, предатель! Конец твой настал!»

И твердый Сусанин весь в язвах упал!

Снег чистый чистейшая кровь обагрила:

Она для России спасла Михаила!

1822

«Я ль буду в роковое время…»

   Я ль буду в роковое время

   Позорить Гражданина сан

И подражать тебе, изнеженное племя

   Переродившихся славян?

Нет, не способен я в объятьях сладострастья,

В постыдной праздности влачить свой век младой

   И изнывать кипящею душой

   Под тяжким игом самовластья.

Пусть юноши, своей не разгадав судьбы,

Постигнуть не хотят предназначенье века

И не готовятся для будущей борьбы

За угнетенную свободу человека.

Пусть с хладною душой бросают хладный взор

   На бедствия своей отчизны

И не читают в них грядущий свой позор

И справедливые потомков укоризны.

Они раскаются, когда народ, восстав,

   Застанет их в объятьях праздной неги

И, в бурном мятеже ища свободных прав,

   В них не найдет ни Брута, ни Риеги[113].

〈1824〉

〈Посвященье А. А. Бестужеву[114] из поэмы «Войнаровский» 〉

Как странник грустный, одинокий

В степях Аравии пустой,

Из края в край с тоской глубокой

Бродил я в мире сиротой.

Уж к людям холод ненавистный

Приметно в душу проникал,

И я в безумии дерзал

Не верить дружбе бескорыстной.

Незапно ты явился мне:

Повязка с глаз моих упала;

Я разуверился вполне,

И вновь в небесной вышине

Звезда надежды засияла.

Прими ж плоды трудов моих,

Плоды беспечного досуга;

Я знаю, друг, ты примешь их

Со всей заботливостью друга.

Как Аполлонов строгий сын,

Ты не увидишь в них искусства:

Зато найдешь живые чувства;

Я не Поэт, а Гражданин.

〈1824〉

Бестужеву

Хоть Пушкин суд мне строгий произнес

И слабый дар, как недруг тайный, взвесил[115];

Но от того, Бестужев, еще нос

   Я недругам в угоду не повесил.

Моя душа до гроба сохранит

Высоких дум кипящую отвагу;

Мой друг! Недаром в юноше горит

   Любовь к общественному благу!

В чью грудь порой теснится целый свет,

Кого с земли восторг души уносит,

Назло врагам тот завсегда поэт,

   Тот славы требует – не просит.

Так и ко мне, храня со мной союз,

С улыбкою и с ласковым приветом,

Слетит порой толпа вертлявых муз,

   И я вдруг делаюсь поэтом.

1825

В. К. Кюхельбекер

К Пушкину и Дельвигу

Из Царского Села

Нагнулись надо мной родимых вязов своды,

   Прохлада тихая развесистых берез!

Здесь нам знакомый луг; вот роща, вот утес,

На верх которого, сыны младой свободы,

Питомцы, баловни и Феба и Природы,

Бывало, мы рвались сквозь густоту древес

И слабым ровный путь с презреньем оставляли!

   О, время сладкое, где я не знал печали!

Ужель навеки мир души моей исчез

И бросили меня воздушные мечтанья?

   Я радость нахожу в одном воспоминанье,

   Глаза полны невольных слез!

Увы, они прошли, мои весенни годы!

Но – не хочу тужить: я снова, снова здесь!

Стою над озером, и зе́ркальные воды

Мне кажут холм, лесок, и мост, и берег весь,

   И чистую лазурь безоблачных небес!

Здесь часто я сидел в полу́ночном мерцанье,

И надо мной луна катилася в молчанье!

Здесь мирные места, где возвыше́нных муз,

Небесный пламень их и радости святые,

Порыв к великому, любовь к добру впервые

Узнали мы и где наш тройственный союз,

Союз младых певцов, и чистый и священный,

Волшебным навыком, судьбою заключенный,

   Был дружбой утвержден!

И будет он для нас до гроба незабвенен!

   Ни радость, ни страданье,

Ни нега, ни корысть, ни почестей исканье —

Ничто души моей от вас не удалит!

И в песнях сладостных, и в славе состязанье

Друзей-соперников тесней соединит!

Зачем же нет вас здесь, избранники харит?

Тебя, о Дельвиг мой, поэт, мудрец ленивый,

Беспечный и в своей беспечности счастливый?

Тебя, мой огненный, чувствительный певец

   Любви и доброго Руслана[116],

Тебя, на чьем челе предвижу я венец

Арьоста и Парни, Петрарки и Баяна?[117]

О други! почему не с вами я брожу?

Зачем не говорю, не спорю здесь я с вами,

Не с вами с башни сей на пышный сад гляжу?

   Или, сплетясь руками,

Зачем не вместе мы внимаем шуму вод,

Биющих искрами и пеною о камень?

Не вместе смотрим здесь на солнечный восход,

На потухающий на крае неба пламень?

Мне здесь и с вами все явилось бы мечтой,

   Несвязным, смутным сновиденьем,

Все, все, что встретил я, простясь с уединеньем,

   Все, что мне ясность, и покой,

И тишину души младенческой отъяло

   И сердце мне так больно растерзало!

При вас, товарищи, моя утихнет кровь,

И я в родной стране забуду на мгновенье

Заботы, и тоску, и скуку, и волненье,

Забуду, может быть, и самую любовь!

1818

Греческая песнь[118]

   Века шагают к славной цели —

   Я вижу их, – они идут!

   Уставы власти устарели:

   Проснулись, смотрят и встают

   Доселе спавшие народы.

О радость! грянул час, веселый час свободы!