Полдень, XXI век 2007 № 12 - Николай Михайлович Романецкий

автомобильных протекторов. Туман почти сошел. Во все стороны простиралась снежная пустыня. Когда Подорогин в последний раз оглянулся на дом, то увидел Гулю, которая молча смотрела на него в окно. Она тотчас скрылась.

* * *

В гостинице, недалеко от центра, ему пришлось снять полулюкс за четыреста долларов. В холле, на вращающемся подиуме, перевязанный крест-накрест исполинской подарочной лентой, искрился новый, с иголочки, «лендровер». Охранники в темно-синей униформе, похожие на старшеклассников, слонялись между аквариумом и золотой амбразурой, обменника.

Подорогин поднялся в номер, рассеянно обошел комнаты, принял горячую ванну и заказал ужин с коньяком. После того как ему трижды звонили с предложениями расслабиться, он отключил телефон. Налив до краев фужер коньяку, он погасил верхний свет и смотрел на сумеречный, обсыпанный электричеством город с высоты двадцать первого этажа.

Ощущения катастрофы, долженствующего следовать за мыслью о том, что не только сегодня, но и завтра, и через месяц, и даже через год он не сможет явиться ни дома, ни в «Нижнем», он не переживал. Потягивая коньяк, он думал о совершенно практических вещах: какой остаток у него на банковских карточках, как долго он сможет существовать на эти деньги, где и на какое время можно снять без документов квартиру и проч.

Потом в «Дорожном патруле» показали брошенный у кирпичной стены «субурбан». Тонированные окна машины были прострелены и частью осыпались. Подорогин плохо слышал, что говорил за кадром голос ведущего. Точнее, перестал что-либо слышать после того, как оптимистичный этот голос сообщил о тройном убийстве в области и что пока опознан только один из погибших. А именно: «Придорогин В. В., крупный предприниматель, владелец нескольких супермаркетов и казино, известный своими связями в криминальном мире». В водительскую дверь джипа свешивалась окровавленная, с шагренью пластыря на затылке бритая голова. На пороге покоилась закоченевшая рука со съехавшим на пясть сапфировым бельмом «ролекса».

* * *

Утром его разбудил телефонный звонок. Из регистратуры интересовались, намерен ли он «продлевать проживание». Подорогин напомнил, что ему обещали зарезервировать номер подешевле. Номера подешевле были, но нынешний он должен был освободить до двенадцати часов. В полдень он получил ключи от нового номера. Тот же бесшумный, светлый, разъятый зеркалами лифт распахнул перед ним свои створки не в мраморном холле двадцать первого этажа, а в обшарпанном вестибюле девятого. Пол коридора покрывала протертая, разлезшаяся по краям дорожка. Номер составляли не три комнаты, а только одна. Лопнувшее по диагонали чрево холодильника источало запах тины. С балкона под радиатор натекла талая вода. Единственным совпадением с прежними апартаментами можно было считать разве что бумажные полоски с красным крестом и надписью «disinfected», разбросанные на ванне, умывальнике и бачке унитаза.

За день Подорогин только раз выходил из номера, чтобы пообедать. Дверь в дверь с рестораном на втором этаже располагалось казино. В счете, доставленном скучающей официанткой, стояла непомерно завышенная, неряшливая сумма, но, расплатившись, он даже не настаивал на сдаче.

Мысль, которая еще вчера спокойно прошла мимо него — что для Натальи и дочерей он не существует отныне, для них он теперь завершенная отрасль воспоминаний, портрет под стеклом, — мысль эта разрасталась в нем тяжелой опухолью. Тем не менее, он даже подумать сейчас не мог о том, чтобы звонить домой. Мертвый, он хотя бы не представлял угрозы для семьи. Если его по ошибке зачислили в покойники, это все-таки было лучше, чем дежурящие у дома, у детской площадки, мстители с обмотанными пластырем стволами. И в его интересах было, чтоб ошибка эта открылась как можно позднее. Однако уже сегодня он должен думать о том, как нейтрализовать последствия своего неминуемого воскрешения. Опять идти в прокуратуру? Он с трудом мог представить новую встречу со следователем Ганиевым. Учитывая же крах предыдущего визита на Завряжского, смысл этой встречи и вовсе сводился к нулю. Даут Рамазанович если и поверит в существование Печкина, его монгольской кухарки, русского инопланетянина, заговор с запланированным падением самолета и в очередную «трупную» подтасовку, то с одним условием: прежде Подорогин должен будет пройти психиатрическое освидетельствование. Да что в том толку, коль и поверит в конце концов? В общем, это был заколдованный круг в его исконном, чистом виде: для того чтобы воскреснуть, он должен был не воскресать.

Шарахаясь до ночи по номеру, Подорогин не находил, не чувствовал для себя иной приемлемой перспективы действий, кроме уже действующей: «продлевать проживание».

Спал он плохо, урывками, несколько раз вставал, пил стоялую воду из графина, курил, но наутро мысль его была коротка и внятна: Тихон Самуилович. Эта откровение разбудило его, подняло на ноги. Это была загоревшаяся строка, исчерпывающий, хотя, вполне может быть, и ложный адрес источника его злоключений, который он не мог — уже не мог — не проверить, обойти стороной. Тихон Самуилович Гладий, внучатый дядя Шивы, никогда не признававший ее. Уравнение с тремя неизвестными, по замечанию Штирлица, для которого так навсегда и осталось тайной прошлое Тихона Самуиловича, его должность в Минтрансе и отношение к пропащей племяннице.

* * *

Жил Тихон Самуилович на окраине, в районе депо, так называемой чугунке. Сегодня это уже не казалось Подорогину странным. Местные магазины и закусочные стояли под стальными дверями и решетками. Как, впрочем, парикмахерские и детские сады. Промышленные склады, начинавшиеся за железной дорогой, тянулись до горизонта и, собственно, составляли его. В прошлом году там взорвалось что-то такое, что по расчетам пожарников отвечало двум с половиной тоннам тротила. Многие окна в домах с тех пор были заколочены фанерой, а в местном фольклоре утвердилась веха: «до и после 11 сентября». Казенную «Волгу» по заведенной привычке Тихон Самуилович отпускал за пару кварталов от дома и добирал оставшееся расстояние пешком. Мало кто из соседей поэтому догадывался о его заоблачной должности. Телефонных разговоров, тем паче деловых, он не чтил и внушал то же самое Подорогину. В свое время часто навещавший старика по делам Подорогин был вынужден брать кого-нибудь из охранников в машину, которую также парковал за два квартала. Местные алкаши, кучковавшиеся с местными бомжами и по мере вымирания последних заступавшие их места, относились к его дорогим одеждам с плохо скрываемым раздражением. Уяснив себе это раз и навсегда, Подорогин уже не появлялся здесь без оружия.

Он выбрался из метро в ветреные, пропахшие нефтью сумерки. Снег у входа покрывал сплошной слой лузги. У запертых мятыми ставнями киосков на картонных подстилках спали собаки. Торговки, зевая, сворачивали свои черные лотки. Бомбила с фальшивыми шашечками на борту страшных, непонятного цвета «Жигулей» запросил неожиданно мизерную сумму, так что