Давайте помолимся! - Аяз Мирсаидович Гилязов

Когда я впервые обмолвился о Хабире Зайнуллине, мол, мне интересна его судьба, наша невестка Энже, жена моего младшего брата Алмаза, уроженка Бегишева, сказала: «А я ждала, когда же вы начнёте расспрашивать о Хабир-абый». Значит, и Энже выделяет его, хранит в душе уважение. Перед тем как приступить к сбору материала, я написал Энже письмо, в котором спросил: «Не осталось ли кого-нибудь в живых из окружения Хабира?» У меня были сведения, что все ребята ушли на фронт и пропали там без вести. Но должны быть какие-то следы, обязательно должны. Видимо, рассказать об этих гордых и смелых орлах Всевышний поручил мне. Оказалось, что всё-таки есть один выживший из кружка отважных вольнодумцев – Гарай Гараев…

Невестка Энже расспросила женщин, учившихся в школе приблизительно в одно время с Хабиром, и написала мне о результатах: «В Багряже училось с десяток бегишевских парней, среди них: Хасанов Камал, Исмагилов Ибрагим, Муллин Ахмет, Шамгунов Файзи, Калимуллин Абрар. Когда ввели плату за обучение, многие, бросив учёбу, вернулись домой. У нас не смогли вспомнить, кто ещё общался с Хабиром Зайнуллиным и Гараем Гараевым. Но говорят, что, возможно, близкими друзьями Хабира были Кашипов Рауф из села Дурт-Мунча и Нигматуллин Галимзян из Ашита. Они хорошо учились, были отчаянными, в школе считались одними из лучших учеников. Я пыталась подробно расспросить Уркию Гараеву, которая в те годы училась в Багряже, но она почти ничего не помнит. Очень уж давно это было! Ждала, не приедет ли в деревню Гарай Гараев (он живёт в Челнах), не приехал. А больше мне написать не о чем».

С высоты прожитых лет оцениваю и понимаю: введение платного образования вызвало большой протест среди татарского крестьянства, и без того еле-еле сводящего концы с концами! Не на этой ли волне появились небезразличные к происходящему, думающие люди, каким был Хабир Зайнуллин? Не эту ли проблему, дальнейшей учёбы, обсуждали парни из окружения Хабира, строившие грандиозные планы на будущее, которые рушились у них на глазах?

Углубляясь в воспоминания, могу сказать: споры-разговоры в основном шли о творящейся в мире несправедливости – сельский люд голодает, бедняки становятся ещё беднее, в каждой семье по четверо-пятеро детей, у многих из них нет возможности учиться – одежда худая, обуви нет. Учиться отдают самых смышлёных, прикинув, смогут ли прокормить будущего школьника: мало того что на одного работника меньше становится, так ему же надо всё самое лучшее отдавать, обделяя себя и оставшихся детей… И тут – на тебе! Оказывается, ещё и за учёбу нужно платить! А молодёжь-то отчаянная, решительная, каждый пытается развить в себе личность, и личность неординарную. В разговорах парней Хабира часто сквозило изумление внезапным исчезновением людей. «В таком-то ауле среди ночи увели такого-то человека, и теперь его не могут найти!» Примеров предостаточно, почти каждый день кто-нибудь из парней приносил очередную новость о пропаже. Сегодня один пропал, завтра – второй, а на третий день парни стараются делать выводы!

Самое странное: все ребята как один верили в то, что от великого вождя Сталина скрывают правду, что его окружение – сплошь коварные враги народа. Вот если бы он узнал! Задал бы им товарищ Сталин жару, мало не показалось бы!.. Говорят, школьник из какой-то деревни написал письмо Надежде Константиновне Крупской51, в котором рассказал о творящихся у них злодеяниях… так его за это орденом наградили! А разве нам не о чем рассказать, разве у нас всё хорошо? Так почему же мы бездействуем в таком случае?!

При каждой встрече эти разговоры возобновляются, обрастая новыми подробностями. Не обходится, конечно, и без домыслов-слухов, побуждающих вспыливших ребят воинственно засучивать рукава и пускать в ход разящие молнии кулаков!

Вот такие уроки политической зрелости получил я в детстве. Это вам не хитрые лисы Рыклин и Заславский, напялившие маски беззаботности: «Ничего не видели, ничего не знаем!» Ученики Верхне-Багряжской школы на самом высоком уровне обсуждали положение дел в стране, хорошо понимали, что творится в политике, и научили понимать меня. Не знаю, встречались ли парни вне школы, не помню за давностью лет. Их серьёзные «мужские» разговоры я воспринимал как некую тайную игру, наверное. Помню, как во время летних каникул я писал письма в Бегишево, Гараю Гараеву, прострочив края бумажного треугольника на швейной машинке. «Про то писать не буду», – предостерегал я в письме. Да, было и такое. А вот про что, «про то», хоть убей, не помню.

Услышанная в один из дней новость потрясла не только Хабира Зайнуллина, но и меня. Деревенских парней будут увозить в город для получения какой-нибудь профессии! Предполагалось, что они должны пройти обучение в ремесленных училищах, ФЗО52 и других подобных заведениях. Парни очень тяжело восприняли такую новость. Если прежние злодеяния обходили их стороной или задевали по касательной, то эта била непосредственно по ним. «Татарстанских парней собирают для работы на Донбассе. Если нам не дадут окончить десять классов – по прибытии взорвём одну из шахт!»

И это были не пустые слова! Это – конкретный план жизни молодёжи на будущее. Чтобы установить, когда было принято такое решение, я обратился к истории.

Указ «О государственных трудовых резервах СССР» был принят в 1940 году. В нём говорилось: «Обязать председателей колхозов ежегодно выделять в порядке призыва (мобилизации) по 2 человека молодёжи мужского пола в возрасте 14–15 лет в ремесленные и железнодорожные училища и 16–17 лет в школы ФЗО на каждые 100 членов колхозов, считая мужчин и женщин в возрасте от 14 до 55 лет!» Этот Указ был опубликован в газете «Правда» 3 октября 1940 года. Значит, осенью сорокового года Хабир Зайнуллин, сотоварищи учились в десятом классе. И о массовых арестах тридцать седьмого, тридцать восьмого годов им тоже должно быть в той или иной степени известно. А в сороковом от одного аула к другому стремительно летела весть: «Татарских парней насильно сгоняют на Донбасс грызть уголь».

Ну кто может возразить, что среди нас не было отчаянных голов, способных написать Крупской для того, чтобы раскрыть глаза Сталину и членам Политбюро?! Подытожив все мнения, Гарай Гараев пишет длинное, подробное письмо Сталину и опускает в ящик. Письмо-то длинное, да вот дорога у него короткой оказалась: насмерть перепуганный почтальон незамедлительно вручает конверт директору школы Кашшафу Хамитову. Тот открывает… начинает читать… дочитывает до конца (!!!), и глаза его делаются не круглыми