Мы дрались с «тиграми» - Артем Владимирович Драбкин

Вступил в разговор танкист:

– Точно, и у нас замполиты в бой не ходили. Ему даже танк не положен был, хотя у зама по строевой танк был. И потом, он же не танкист, а партаппаратчик. Но награждали их, как и у вас, летчиков, а то и чаще.

– Наши больше возле кухонь отирались. Я батальон веду в атаку, а эта троица: замполит, парторг, комсорг – в тылах сидит, вроде бы о питании печется; будто без них старшина не пошлет кухню, когда стемнеет, – недовольно отозвался о своих политработниках комбат-пехотинец.

– А у меня, – включился и я в разговор, – хитрющий замполит был. И вредный. На передовую за три года так ни разу и не сходил. Все при штабе, на кухне да в тылах: продукты для себя выискивал или обмундирование поновее. И парторга с комсоргом – молодых офицеров – все время при себе держал. Для них передовая как бы запретной зоной была, тоже ни разу нас не посетили. Видно, такое указание сверху у них было. Только и знали все трое, что политдонесения в полк строчить. Уж чего они там в них сообщали, не знаю.

– А в газетах и книгах все они – герои, – проворчал кто-то в темноте.

– Так ведь газеты-то они и печатали, да и книгами сами ведали. Вот своего брата да самих себя и прославляли.

– Что верно, то верно, – согласился я, – большинство пишущего народа из комиссарской шинели вышло.

– Я как-то написал в газету, а мне: «А роль политрука почему не отразил?» А что я отражу? Как он в тылу сидел, пока мы воевали? Ан нет! Все равно: «Покажи его героем, иначе не напечатаем».

– А и верно, почему до сих пор никто о них правду не написал? Боятся, что ли? Но ведь теперь-то можно правду сказать!

– Да, напиши ты правду! Они сразу все и окрысятся: «Мы за Сталина в атаку ходили!» – категорично вмешался комбат-пехотинец. – Их же много, они почти все выжили. Посчитай, сколько комбатов погибло и сколько их. Да все начальниками после войны стали – в райкомах и обкомах только они. Как писали неправду в войну, что в атаку ходили с криками «За товарища Сталина! Вперед, в атаку!» – так большинство народа до сих пор и считает. А ведь на самом-то деле никто во время атак про Сталина и не вспоминал. Была короткая команда: «Вперед!» Ну, матом иногда добавляешь для убедительности. Разве там было время для агитации? Поэтому кто ныне кричит, что он в атаку «За Сталина» ходил, сразу скажу: из газет взял, ни в какую атаку он не ходил, даже на передовой не был. Кстати, в атаку не ходили, а бегали, да еще как: если не успеешь добежать до вражьей траншеи, то все пропало. Уж я-то знаю!

На этой печальной ноте и затих разговор. Один за одним все заснули. А мне не спалось, растревоженный темой, в темноте, под стук колес предался воспоминаниям. Вспомнил и политработников своего дивизиона. Наверное, Карпов, мой замполит, опять на встречу приедет…

Вернулся я со встречи домой и под впечатлением услышанного решил сам описать боевые эпизоды, а заодно и о своих политработниках правду сказать. А то ведь действительно, как сказал один из моих попутчиков, на века утвердится миф о повальном героизме комиссаров в Отечественную войну. А я из собственного опыта знаю: политработники, с которыми я общался на фронте, за исключением нескольких человек, в боях не участвовали и никакого героизма не проявляли. Многие из них были бездельниками и трусами. Они только и умели цидульки-доносы писать, распоряжаться, надзирать – и ни за что не отвечать.

Когда я был еще взводным и даже когда командовал батареей, я почти никогда не общался с замполитом дивизиона. У нас с ним были разные сферы обитания: я постоянно находился на передовой, вместе с пехотой, а он – в тылах дивизиона. Но когда я стал командовать артиллерийским дивизионом, мне уже небезразлична была деятельность политработников в моем дивизионе. Однако, к великому моему огорчению, вместо деятельности я обнаружил полнейшую их бездеятельность. О том, как я пытался исправить это положение и как старался восполнить этот изъян, и пойдет речь. Но сначала несколько слов о политработниках в батарее – составной части дивизиона.

В начале 1942 года в ротах и батареях была упразднена должность политрука, а политико-воспитательную работу возложили на общественников – неосвобожденных парторгов, исполнявших другие служебные обязанности. Обычно это были тыловые сержанты – члены партии. Их подбирали и формально избирали парторгами. Это были люди малограмотные, совершенно не подготовленные к серьезной политико-воспитательной работе. Образовательный уровень политработников был очень низок. В нашей дивизии (официально-документально) 65 % политсостава имели двухклассное образование. Такой партиец рассуждать мог как взрослый, с жизненным опытом человек, но квалифицированно заняться воспитательной работой не мог. Они занимались своими служебными обязанностями, а вся их партработа, в лучшем случае, сводилась к написанию плана партийной работы под диктовку по телефону парторга батальона – кадрового политработника. Сержантов из строевых подразделений, которые находились на передовой и непосредственно воевали, на должности парторгов не брали, какой смысл: сегодня назначили, завтра его убило, а нужен более-менее постоянный человек.

Вот только непонятно: как могло Главное политическое управление армии и ЦК партии пойти на упразднение политруков в ротах?! Неужели они не понимали, что это повлечет за собой не просто ослабление, а полное искоренение политического воспитания в самом низшем звене армейской службы, где политрук ближе всего находится к рядовому солдату? А пошли они на этот, по существу, шкурно-предательский акт исключительно для того, чтобы сохранить политические кадры. Дело в том, что в первый год войны в окружениях и неразберихе одинаково много гибло как строевых командиров, так и политработников, особенно в ротах. Ведь в роте трудно уберечь политработника от смерти или ранения, она маленькая, располагается на передовой, и все ее тылы находятся в зоне обстрела. А когда боевые действия упорядочились, то уже в 1942 году развелось их так много, что количество политработников в армии стало избыточным, и Политуправление вынуждено было часть политработников (в первую очередь неугодных и особенно распоясавшихся) переучивать в командиров. Командиров-то – взводных и батальонных – убивало, их не хватало.

Но и после переучки их щадили. Десятиклассник после трех месяцев учебы – уже командовал взводом. А политработника год «переучивали», потом в резерв отправляли и на безопасную должность ставили. Редко кто из них, «переученных», в бой шел. Их оберегали политические верхи.