Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками - Коллектив авторов

Конечно, далеко не все тут ясно – некоторые сочинения не имеют даты, кое-где, как это бывало у Пушкина, дата намеренно не истинная, а ложная – чем-то поэту важная; не всегда ясно, какую редакцию того или иного произведения считать именно болдинской, кроме того, большие вещи писались дольше, а Пушкин отметил лишь срок окончания. Но в общем картина получается потрясающая.[224]

Судите сами.

Сентябрь

7-го – «Бесы»; 8-го – «Элегия»; 9-го – «Гробовщик», письма к невесте, ее дедушке, к Плетневу; 10–13-го – «Сказка о попе и о работнике его Балде», «Сказка о медведихе», «Станционный смотритель»; 14-го – «От издателя» (к «Повестям Белкина»); 15–18-го – «Путешествие Онегина» (задуманное как 8-я глава романа); 19–20-го – «Барышня-крестьянка»; 21–25-го – восьмая глава «Евгения Онегина» (тогда считавшаяся девятой); 26-го – «Труд», «Ответ анониму»; 27–30-го – письма Плетневу, невесте.[225]

Октябрь

1-го – «Царскосельская статуя», эпиграмма «К переводу Илиады», «Румяный критик мой…»; 2-го – «Глухой глухого…»; 3-го – «Дорожные жалобы»; 5–9-го – «Домик в Коломне», «Прощание», «Паж, или пятнадцатый год», «Я здесь, Инезилья», «Пред испанкой благородной…»; 10–11-го – «Рифма», «Отрок», письмо невесте; 12–14-го – «Выстрел»; 15–16-го – «Моя родословная», «Два чувства дивно близки нам», «Когда порой воспоминанье…»; 17-го – «Стамбул гяуры нынче славят», «Заклинание»; 18–19 – в эти дни была сожжена 10-я глава «Онегина» (возможно, шла и работа над ней); 20-го – «Метель»; 21–23-го – «Скупой рыцарь»; 24–25-го – набросок о критике, статья «Об Альфреде Мюссе», «Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы», «В начале жизни школу помню я…»; 26-го – «Моцарт и Сальери», «Отрывок» («Несмотря на великие преимущества…»); 27–29-го – письмо Плетневу, «Опыт отражения некоторых нелитературных обвинений», «Опровержения на критики и замечания на собственные сочинения», «Заметка о поэме „Граф Нулин”», письмо невесте, стихи к Дельвигу («Мы рождены, мой брат названый…»); 30–31-го – «Герой».

Ноябрь

1-го – письмо Погодину, наброски статьи «О втором томе „Истории русского народа” Полевого», «История села Горюхина» (имеется в виду, конечно, дата окончания); 2–4-го – «Каменный гость», письма – невесте, Дельвигу; 5-го – письмо Вяземскому, «Возражения критикам „Полтавы”», статья «Баратынский», письмо Осиповой; 6–8-го – «Пир во время чумы»; 18-го – письмо невесте; 19–26-го – письмо Погодину, статья «О народной драме и о „Марфе Посаднице” Μ. П. Погодина»; письмо невесте, А. Н. Береговскому; 27-го – «Для берегов отчизны дальной», «Из Barry Cornwall» («Пью за здравие Мери»); 28-го – «Предисловие к „Евгению Онегину”», стихотворение «Цыганы»…

И все это в 1830 г. в Болдине! И все это в одну календарную осень!

* * *

При всем необычайном разнообразии тем, сюжетов, проблем и мотивов Болдинской осени в них проглядывает один, очень для нас важный: подведение итогов, память о прожитой жизни. Если бы биография поэтов, как роман, делилась на части, либо, как драма – на акты, то можно было бы сказать, что Пушкин вступает в новую часть биографического романа или в новый акт жизненной драмы.

Не случайно многое автобиографическое, что написано в Болдине, включено нами в предыдущие главы двухтомника: в этих произведениях – воспоминания о прошлом, (которые, как мы с самого начала условились с читателем, включаются не в тот период, когда вспоминает поэт, а в тот, о котором вспоминает). Это относится к «Заклинанию», к «Для берегов отчизны дальней», «Цыганам», «Путешествию Онегина», «Домику в Коломне», «Дорожным жалобам» и многому другому.

Но и в других, казалось бы, вовсе не автобиографических трудах болдинской осени – жизнь самого Пушкина в разные ее периоды. Немало плодотворных усилий потратила, например, пушкинист Анна Андреевна Ахматова, чтобы сделать явными тайные личные мотивы «Каменного гостя». Вот, скажем: «О короле Пушкин устами Дон Гуана говорит:

Пошлет назад.

Уж верно головы мне не отрубят.

Ведь я не государственный преступник.

Читай – политический преступник, которому за самовольное возвращение из ссылки полагается смертная казнь. Нечто подобное говорили друзья самому Пушкину, когда он хотел вернуться в Петербург из Михайловского. А пушкинский Лепорелло по этому поводу восклицает, обращаясь к своему барину: «Сидели б вы себе спокойно там». Можно спорить о правомерности этих параллелей (и спорят!), но задуматься тут есть над чем.[226]

Точно так же биографически подчас трактуется «Скупой рыцарь»; известно, как тяжело было Пушкину выбить хоть какие-то деньги у Сергея Львовича; если Пушкину-старшему до барона-скопидома все же далековато, то сам Александр Сергеевич в юности был отчасти в положении Альбера. Когда барон говорит о сыне: «Он молодость свою проводит в буйстве, в пороках низких», то это при некотором воображении можно сопоставить с обвинениями Сергея Львовича. «Пир во время чумы» естественно связать с холерным «болдинским изнурением». Несомненна реальная основа «Выстрела» (ведь это Пушкин во время одной из дуэлей выбирал черешни из фуражки и сплевывал косточки); «Станционного смотрителя» разве не подглядел автор на больших дорогах? Контекст стихотворений, посвященных Ризнич и Воронцовой, читатель хорошо знает, «Цыганы» – воспоминание о Молдавии и т. д. и т. п. Конечно, чтобы понять более глубокую связь с жизнью поэта, приходится обращаться к специальным работам, но и снимая, так сказать, самый поверхностный слой, видишь, что о собственном пути, прошлом и будущем, размышлял Пушкин в Болдине.

Он готовился к крутому перелому в жизни своей так, как готовятся порой к смерти: старался дописать все, завершить давние наброски, кончить главное – «Евгения Онегина» (недаром с последней точкой в рукописи соседствует задумчивый «Труд»), Резкий контраст между светской духотой обеих столиц, бесконечными хлопотами, поднадзорным состоянием, предсвадебными недоразумениями и деревенской природой и тишиной Болдина вызвал творческий подъем невиданной силы…

5 декабря, прорвавшись, наконец, через противохолерные карантины, Пушкин возвратился в Москву.

1

Генерал,

Явившись к вашему превосходительству и не имев счастья застать вас, я приемлю смелость изложить вам письменно просьбу, с которой вы разрешили к вам обратиться.

Покамест я еще не женат и не зачислен на службу, я бы хотел совершить путешествие во Францию или Италию. В случае же, если оно не будет мне разрешено, я бы просил соизволения посетить Китай с отправляющимся туда посольством.

Осмелюсь ли еще утруждать вас? В мое отсутствие г-н Жуковский хотел напечатать мою трагедию, но не получил на то формального разрешения. Ввиду отсутствия у меня состояния, мне было бы затруднительно лишиться полутора десятков тысяч рублей, которые может мне доставить моя трагедия, и было бы прискорбно отказаться от напечатания сочинения, которое я долго обдумывал и которым наиболее удовлетворен.

Всецело полагаясь на вашу благосклонность, остаюсь, генерал, вашего превосходительства нижайший и всепокорнейший слуга (фр.).

Пушкин – А. X. Бенкендорфу.

7 января 1830 г. Петербург.

2

Милостивый государь.

В ответ на Ваше письмо ко мне от 7-го числа сего месяца спешу уведомить Вас, что его императорское величество не соизволил удовлетворить вашу просьбу о разрешении поехать в чужие края, полагая, что это слишком расстроит ваши денежные дела, а кроме того, отвлечет Вас от Ваших занятий. Желание ваше сопровождать наше посольство в Китай также не может быть осуществлено, потому что все входящие в него лица уже назначены и не могут быть заменены другими без уведомления о том Пекинского двора. Что же касается разрешения на издание вашей новой трагедии, я не премину сообщить Вам на днях окончательный ответ. ‹…›

А. X. Бенкендорф – Пушкину.

17 января 1830 г. Петербург.

3

Кстати об этом бале. Вы могли бы сказать Пушкину, что неприлично ему одному быть во фраке, когда мы все были в мундирах, и что он мог бы завести себе по крайней мере дворянский мундир; впоследствии, в подобном случае пусть так и сделает.

Николай I – А. X. Бенкендорфу.

Январь 1830 г.

4

Милостивый государь Александр Сергеевич!

Государь император заметить изволил, что вы находились на бале у французского посла во фраке, между тем, как все прочие приглашенные в сие общество были в мундирах. Как же всему дворянскому сословию присвоен мундир тех губерний, в коих они имеют поместья или откуда родом, то его величество полагать изволит приличнее русскому дворянину являться в сем наряде в подобные собрания. ‹…›

А. X. Бенкендорф – Пушкину.

28 января 1830 г. Петербург.

5

Сегодня 9-я годовщина дня, когда я вас увидел в первый