Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май

Развенчание вороны прошло быстро — без сучка без задоринки. Мой выстрел подействовал эффективнее, чем длинные увещевания.

Трое верующих переглянулись, потрясли головами, оглядели ворону, наконец турок сказал мне:

— Эфенди, какое твое мнение? Может быть дух у паразитов?

— Нет.

— Но он ведь злобный!

— А кто самый злой?

— Сатана.

— Верно, но вспомни, учил ли Пророк или кто-либо из его последователей о том, что у сатаны есть блохи?

— Про такое нигде не написано. Насекомые наверняка сгорели бы, попади они с чертом в адское пекло!

— Это ты очень верно сказал. Теперь сам ответь нет свой вопрос.

Такое смешное происшествие имело для нас немаловажное значение, о смысле которого я тогда не задумывался как следует. Жители соседних хижин все видели, и только потом я узнал, что информация о происшедшем распространилась по городку с быстротой лесного пожара. Птица признанного целителя застрелена иностранцем, и с тем ничего не стряслось. Неслыханно!

Тот, кто не знаком с предрассудками, бытующими в этой стране, вряд ли поверит в такое. Слова Халефа успокоили турка и женщин. У сборщицы целебных трав вообще не было времени раздумывать о смерти вороны. Слова старика были для нее важнее. Она, как греческая христианка, находилась под влиянием своего священника, а надо знать этих особ с той стороны Балкан, чтобы понять, о чем идет речь. Женщина была поражена известием о страшных мучениях в аду своего почившего в бозе мужа. Добрый Халеф положил ей руку на плечо и сказал:

— Небатя! Не печалься. Твой муж на небе. Она посмотрела на того с сомнением.

— Ты что, мне не веришь?

— А откуда тебе это известно?

— Я видел его там.

— Ты?!

— Да! — И он с честным видом кивнул.

— Когда же?

— Сегодня ночью. Ангел Аллаха забрал меня из этого мира. Я летел и видел всех. Твоего мужа видел на третьем небе.

— А признал ли ты его? — спросила она быстро. Малыша нисколько не смутил этот вопрос. Он ответил не раздумывая:

— Нет, но ангел сказал мне: «Смотри, вот сидит муж бедной Небати, которую ты увидишь завтра в Остромдже». Отсюда я его знаю. Он взглянул вверх, потому что услышал слова ангела и попросил меня передать тебе привет. Рядом с ним действительно имелись места для тебя и детей.

У малыша все получилось очень естественно. Он вовсе не собирался вступать в единоборство с целителем, ему просто хотелось успокоить бедную женщину, и он сделал это по-своему.

— Это правда? — спросила она.

— По крайней мере, не меньше, чем история Мюбарека.

— Как ты можешь видеть то, что на небе? Ты ведь не христианин.

— А что, Мюбарек — христианин?

Этот довод, похоже, помог ей прийти в себя.

— Этот враль, — энергично продолжал Халеф, — разбирается в небесах не лучше меня или кого-либо другого. Наверняка в аду он чувствовал бы себя лучше. Я, по крайней мере, в этом уверен. А если ты считаешь, что только христианин имеет здесь право слова, обращайся вот к этому эфенди, он даст тебе исчерпывающий ответ. — И он указал на меня.

Женщина обратила ко мне вопрошающий взгляд.

— Молись о своем муже, — сказал я ей. — Это твой христианский долг. Мюбарек обманул тебя. Нет никакого ангела, который забирал бы людей наверх и потом снова возвращал бы на землю. Святое писание учит, что Бог живет в мире, куда заказан вход земным существам. Мы еще с тобой об этом поговорим. Давай лучше займемся твоей болезнью. Ты напрасно ищешь исцеление у этого источника. Сколько ты уже используешь эту воду?

— Больше года.

— И боли утихли?

— Нет, эфенди.

— Вот видишь, я прав. Этот источник не уменьшает страданий.

— Бог мой! Но что тогда получится из меня и моих детей. Я не смогу работать, а мы и так голодаем. Что делать. Разбилась последняя надежда, на эту воду… — И она горько заплакала.

— Не плачь, Небатя, — успокоил я ее. — Я назову тебе лучшее средство.

— Ты хаким?[1158]

— В этой болезни я хаким-баши. Ты никогда не слышала об иностранных врачах, которые приезжают с Запада?

— Часто слышала. Они, наверное, очень умные люди и могут лечить все болезни. Я с утра до вечера сидела здесь и делала компрессы.

— Этим ты себе только навредила. А что с мальчиком, которого упомянул Мюбарек?

— Поскольку я сама уже не могу собирать коренья, я отправила его. Лучшие травы растут выше на горе. Дикая мята, тимьян, резуха и другие. Но Мюбарек не позволяет, чтобы их там рвали. Он однажды охотился за мальчиком, а в следующий раз сбросил его со скалы, да так, что тот сломал руку.

— И ты заявила на него?

— Нет. Я только сходила в полицию и попросила о вспомоществовании, ведь трое других детей такие маленькие, они не знают растений.

— И тебе, конечно, отказали?

— Да. Забтие мюшири[1159] сказал, что я должна работать.

— Ну, а ты что, не сказала, что ты не можешь работать.

— Сказала, но они стали угрожать мне палками, если я снова приду.

Женщине угрожать таким наказанием! Такое не укладывалось у меня в голове.

— Ты получишь свое пособие.

— Эфенди, ты сможешь помочь мне?

— Надеюсь.

— Тогда я буду каждый день молиться за тебя.

Она хотела взять меня за руку, но не смогла пошевелить ею от боли.

— Скажи мне только, где ты живешь?

— Недалеко, во втором доме.

— Это удобно. Проведи меня туда, я посмотрю, как ты живешь. А мои спутники подождут меня здесь.

Мой выстрел по вороне слышали многие, и вокруг собралось немало любопытных, которые стояли в отдалении и с удивлением наблюдали, как я направляюсь с женщиной к ней в дом.

Тот, кто хоть немного знает малую Азию, поверит мне: я в своем одеянии казался этим людям самым настоящим князем.

— Я живу не одна, эфенди, — объяснила мне женщина. — Здесь живет еще одна семья.

Я знал, что меня может здесь ожидать, и мое предположение оправдалось. Это был никакой не дом, а самая настоящая дыра в скале, пола и стен в нашем понимании там не было. Вокруг капало, сильно пахло гнилью. И вот в этой-то дыре возились около десятка детей. Две маленькие дырки, служившие окнами, пропускали света ровно столько, сколько нужно было, чтобы рассмотреть детские лица. Я уже не говорю о вонючих одеялах и одежонке, нехитрой утвари, валявшейся кругом. В углу сидела старуха и что-то жевала. Присмотревшись, я понял, что это кусок сушеной тыквы. Недалеко от нее сидел мальчик с перебинтованной рукой. Это был сын Небати. Я подвел