Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май

— Я, что ли, знаю? Сами спросите их!

— Ну и дурак.

Они прибежали назад. Я бы на их месте не стал так спешить, а сперва постарался бы заполучить вороного. Их пегие лошади и так были им верны.

Они же взбежали на косогор, ругая меня что было мочи. Сандар поднялся первым. Ему хватило одного взгляда, чтобы убедиться, что лошади и впрямь умчались. Он с криком набросился на меня:

— Ты, собака! Почему ты не удержал их?

— Я смотрел не за лошадьми, а за всадником, как и вы.

— Ты не мог за ними приглядывать?

— Они испугались ваших выстрелов. Почему вы стреляете в людей, которые не причинили вам никакого зла? Вообще же лошади слушаются не меня, а вас. А я не ваш слуга и не буду за ними смотреть.

— Как ты смеешь нам это говорить? Получай за это!

В правой руке у него было ружье, и, сжав левую в кулак, он замахнулся, чтобы ударить меня. Я поднял руку, чтобы парировать удар, но не заметил камня, лежавшего позади, и, наткнувшись на него, свалился на землю.

Подняв приклад, он ударил меня в грудь; от этого удара я не сумел защититься. У меня перехватило дыхание, но уже через секунду я снова вскочил на ноги и, обеими руками схватившись за его пояс, оторвал обидчика от земли и швырнул на ствол дерева, росшего в нескольких аршинах от меня; он упал рядом и потерял сознание.

Тут на меня набросился сзади его брат.

— Ты ответишь за это, негодяй! — крикнул Бибар, подбегая ко мне. Он обхватил меня и попытался поднять в воздух. Это еще никому не удавалось. Я расставил пошире ноги, напряг плечи и глубоко вдохнул, чтобы стать тяжелее. Внезапно я почувствовал колющую боль в левом голеностопном суставе. Нога отказывалась мне подчиняться: должно быть, я повредил ее в момент падения.

Штиптар, стоявший позади меня, напрягал все свои силы, чтобы оторвать меня от земли. Он пыхтел от яростных усилий, а его брат бесчувственно лежал возле дерева. Возможно, он посчитал его убитым и теперь силился лишить меня жизни. Я чувствовал, что не выдержу его натиска, если буду лишь упираться. Мне нужно было выскользнуть из его объятий. Я схватил нож и ударил противника в руку.

Он отпустил меня и, рыча от злости и боли, прокричал:

— Ты ударил меня ножом? Я застрелю тебя!

Конечно, я мигом повернулся. Я увидел, что он выхватил из-за пояса пистолет. Оба курка щелкнули. Я еще мог его опередить, выстрелив из револьвера, но я не хотел его убивать. Он поднял оружие. Я ударил по нему как раз в тот момент, когда он нажал на курок. Выстрел прошел мимо. Молниеносно он сам получил удар кулаком — снизу, в лицо, по носу. Его голова тут же дернулась назад. Одно движение, и я вырвал у него пистолет, который тут же выбросил.

Еще несколько мгновений он стоял, схватившись руками за рот и нос. Затем испустил пронзительный крик и устремился ко мне. Я наклонился, схватил его за бедра и, крепко вцепившись в него, перебросил через себя. Мигом повернувшись, я бросился на распростертого противника, не давая ему времени опомниться. Я тут же закатил ему в висок такой тумак, что он, испустив долгий, медленно утихающий вздох, потерял сознание.

Итак, сам того не ожидая, я уложил обоих аладжи! Когда я увидел их громадные тела, недвижимо лежавшие передо мной, я сам едва поверил в свою удачу. Любой из них, конечно, был сильнее меня, но я был проворнее их: у меня были свои приемы, которым я, разумеется, учился не у стенающих дервишей.

Я обследовал обоих. Они были живы. Вскоре они придут в себя, и потому мне надо было обдумать дальнейший план действий. Чтобы обезвредить их на какое-то время, я взял у них мешочки с порохом, которые они подвешивали к поясу, а затем разломал их ружья.

В этот момент я по-настоящему понял, что левая нога у меня повреждена. Если прежде я притворялся, изображая хромого, то теперь поневоле заковылял к лошади, но сперва подобрал «молитвенные туфли», одолженные мной у маленького хаджи и слетевшие во время схватки, и снова надел их. Затем отвязал лошадь, вывел ее на удобное место, на дорогу, и, наконец, уселся в седло. Во время ходьбы боль в ноге усилилась.

Когда лошадь помчала меня, я облегченно вздохнул. Вместе с моими спутниками я избежал огромной опасности. Мне оставалось лишь благодарить добрую Набатию. Правда, если бы у меня был надежный посыльный, я бы отобрал деньги, которые аладжи похитили у нее, и отослал их ей. А так мне пришлось оставить деньги им. Другого законного владельца не было. А может, следовало передать их властям? В Остромдже я уже успел разочароваться в них. Мне оставалось лишь с наслаждением думать о том, что сказали бы штиптары, если бы им довелось узнать, кем был этот «глупый шериф», попавшийся им на пути.

Я проехал немного вперед; лес кончился. Дорога вела в долину; справа бежала река. В небольшом отдалении я увидел Халефа, Оско и Омара, поджидавших меня. Они моментально меня узнали и испустили громкие, радостные крики. Я поторопил лошадь, стукнув ее не шпорами, а туфлями, и галопом устремился к друзьям.

— О, сиди! Как мы беспокоились за тебя! — крикнул мне издалека Халеф. — Где же ты прятался?

— Как видите, там, в лесу.

— Мы подумали об этом сразу же, когда прочли твою записку.

— Вы ее сняли?

— Да, но потом снова прикололи ее туда.

— Для чего?

— Для потехи. Мы думали, точнее я думал, что эти пройдохи страшно разозлятся, когда увидят, как мы с самого начала водили их за нос. Или я не прав?

— Промаха в этом нет. Записку они найдут и разозлятся — тем более что из этих строк поймут, что тот, кого они поджидали, несколько часов провел рядом с ними.

— Как? Ты был рядом с ними?

— Я говорил с ними, пил и даже сражался. А сейчас они без сознания лежат в лесу.

— Сиди, давай быстрее вернемся к ним. Я тоже хочу перекинуться с ними словечком.

— В этом нет надобности; они достаточно от меня наслышались. Я говорил с ними на языке кулака.

— Расскажи-ка нам побыстрее!

— Хорошо, но давайте поедем вперед.

— Тогда иди сюда, садись на Ри.

— Нет, я останусь здесь, в седле. А ты будешь ехать на Ри до самого Радовиша в награду за то, что так изумительно мчался на нем незадолго до этого.