Мои друзья медведи - Валентин Сергеевич Пажетнов

насквозь. Вначале я пытался прикрыться небольшим куском целлофана, который носил с собой, но дождевая пыль оседала вокруг, превращаясь в крупные тяжелые капли воды. Стоило начать двигаться, как они горохом сыпались с кустов, с высокой травы – отовсюду! Целлофан не помогал. Струйки воды затекали в сапоги, в рукава, за воротник – все пропиталось холодной водой. Не было никакой возможности писать что-нибудь, да и желания не было. Сырой лес тоскливо молчал, погрузившись в ватную дремоту. Лишь медвежата не страдали от этой прохладной купели – шерсть надежно защищала их тело.

Самая высокая точка тела стоящего медведя – холка. Она прикрыта густым пучком длинных волос. От холки волосы растут в радиальном направлении, так, что попадающая на них вода скатывается во все стороны: к голове, к хвосту и по бокам – по направлению растущих жестких остевых волос. Довольно густой мех почти не пропускает воду. В дождь медвежата время от времени энергично встряхиваются, освобождаясь от излишков воды, и чувствуют себя прекрасно. Я позавидовал рационально скроенной шубе малышей и с нетерпением ждал, когда они, наконец, насытятся, чтобы уйти к спасительной палатке. С унылой тоской я вспоминал то время, когда маленькие медвежата в пасмурные, дождливые дни почти ничего не ели, отлеживались, отсыпались, пережидая непогоду. Теперь же наоборот, казалось, что дождь, прохладный сырой воздух только прибавляют им активности. Я окончательно замерз, по телу гуляла знобкая дрожь, а медвежата переходили от одного кустика черники к другому и спокойно их обрабатывали. Вид их выражал сплошное удовольствие.

Только сейчас я узнал, как много черники может съесть маленький медвежонок, если он кормится в спокойной обстановке. Я уже собирался уходить, так как не было видно конца мерному чавканью медвежат, как вдруг все они встали на задние лапы и замерли. Я прислушался, но ничего не услышал. Неожиданно зверюшки все разом напролом, путаясь в густом черничнике, бросились к деревьям. Тоша и Катя с разных сторон ствола, обгоняя друг друга, полезли на толстую ель, а Яшка влетел на березу и сразу все замерло. Сквозь мерный шелест падающих капель до меня донесся неясный чавкающий звук. Прошло немного времени, и совсем рядом треснул крупный сучок. Я присел, пригляделся и увидел вначале длинные серые ноги, а затем и самого нарушителя лесного покоя – лося. Он, конечно, слышал возню медвежат, но не побоялся подойти ближе и теперь стоял, как изваяние, прислушиваясь. Прошло не меньше минуты, прежде чем лось – молодой самец с рожками-шпильками – медленно повернул голову, стронулся с места и побежал подпрыгивающей рысью, смешно переставляя ноги-ходули. От шума, который он создал, медвежата полезли еще выше, и я не на шутку испугался за них – как бы кто не свалился вместе с тонкой, ломкой вершинкой в обнимку. Но все обошлось благополучно. Я подал серию позывных сигналов, с трудом ворочая сводимой судорогой челюстью, медвежата спустились с деревьев, и мы пошли к своему стану. Поблагодарив про себя бродягу-лося, не разбирая дороги, зашагал я по лужам, смело цепляясь за ветки деревьев, склонившихся к тропе и щедро поливавших меня капелью. Это меня не беспокоило – вымокнуть сильнее я уже не мог.

В палатке я быстро разделся и нырнул в спальный мешок. За стенками все так же мерно шелестел тихий дождь, слышалось близкое посапывание мгновенно уснувших мишек. Надвигалась короткая летняя ночь. Я дал волю своей лени и, решив заполнить дневник утром, заснул.

Проснулся я от того, что кто-то из медвежат сильно тряс палатку. Быстро выглянул и невольно зажмурился – глаза ослепило яркое солнце. Медвежонок, дергавший за оттяжку, давно убежал, и я не смог рассмотреть, кто это был. Быстро оделся, поел и вылез наружу. Солнце только начало пригревать. От размякшей, набухшей земли поднимался легкий парок и тут же таял. Чисто вымытый лес отдавал звонким эхом. Птицы пели на все лады, а со стороны деревни слышались мычание коров, лай собак и петушиные крики. Настроение было отличное. Хорошо себя чувствовали и медвежата. Не дожидаясь меня, они ушли на край овсяного поля и там кормились молодыми сочными проростками. Тоша ел лежа, а Катя и Яшка сидя. Я сел на солнышке, попеременно подставляя то один, то другой бок теплу. Завидев меня, медвежата поднялись и направились по знакомой тропе в лес, на черничник. Я поплелся сзади, на ходу делая записи основных событий вчерашнего дня. Уже около самой границы заповедника медвежата вдруг испуганно, с шумом бросились на первые попавшиеся деревья. В этом месте проходила лесная дорога. На дороге раздался храп, треск и… голос человека. Медвежата полезли к самым макушкам. Я пригляделся и за частоколом мелкого кустарника, отделявшего дорогу от высокоствольного леса, увидел верхового. Ехал главный лесничий заповедника. Ему с трудом удалось справиться с испугавшейся лошадью. Мы обменялись несколькими фразами. Он что-то упомянул насчет «медвежьей семьи» и поехал дальше, а я стал свидетелем первого по-настоящему сильного испуга медвежат.

Чтобы отозвать их с дерева, я отходил, подавая звуковой сигнал, затем подходил и вновь отходил, а они все сидели наверху, удобно пристроившись на сучьях, крутили головами, смотрели вниз и не спускались. Впервые медвежата сидели на деревьях так долго – 27 минут. Обычно они спускались сразу, едва взобравшись на дерево, или через 3–5 минут, если чего-нибудь сильно пугались. В этот же раз, просидев так долго, они осторожно спустились, с оглядкой вышли на дорогу, походили по ней, понюхали следы лошади и только тогда пошли за мной.

В журчащем ручье, полноводном от вчерашнего дождя, мишки, поднимая каскады брызг, искупались, попили воды и пошли в лес. Как только мы вошли в лес, они начали играть, бегать друг за другом. Особенно усердствовал Яшка. Уже второй раз я видел, как он, возбужденный, носился кругами, вскакивал на 1–2 метра на то или иное дерево, тут же съезжал с него, уносился на 80—100 метров в сторону и вновь возвращался, с треском ломая попадающиеся на пути сухие сучья. Ни Катя, ни Тоша участия в игре не принимали, хотя Яшка дважды каждого из них приглашал, прыжками подступаясь к ним и раскачивая головой. Но вот мы пришли на черничник – и медвежата притихли, занялись сбором урожая.

И все же зверюшки мои в тот день вели себя странно. Обычно, еще только заслышав шаги приближающегося человека, они проявляли беспокойство – убегали в лес. Я уходил вместе с ними, и встречи с людьми не происходило. В квартале, где медвежата кормились черникой, располагались пробные площади ботаников, и люди ходили здесь довольно часто. Но