Живой Дагестан - Владимир Д. Севриновский

зима, но это – моя собственная гора, и я буду обустраивать ее по своему разумению. Несмотря на холод и лишения, наши предки не забывали о красоте, даже при лепке кизяков. Поэтому я так люблю старый Дагестан. А за современный мне стыдно. Ужасно, когда у государственного академического ансамбля «Лезгинка» плюшевые бурки. Ах, в настоящей моль заведется! Да кто тебе дал право интерпретировать незыблемое? В традиционном искусстве, в отличие от современного, это недопустимо. Дагестанец в плюше и стразах смешон. Ты – представитель неведомого народа, интересный миру только своей культурой. Не беги за Европой. Используй блага нового времени, переформатируйся, если нужно, главное – останься собой.

Дагестан такой маленький на карте мира, а здесь и ковроткачество, и резьба по дереву, и керамика, и ювелирка, и оружейники, и плетение циновок. Неслыханное множество ремесел! Поэтому мы зажрались. Растрачиваем свое достояние.

Махачкала – один из самых развивающихся городов России. За пятнадцать лет она выросла в три раза. Массово спускаясь на равнину, мы сильно мутируем как нация. В горах – адаты и общины, а в городах – непозволительные поступки. И городская архитектура тоже рваная, несуразная. Всюду – бетонные мутанты. Человек смотрит на них и тоже становится агрессивен. Я задумала проект «Тяжелобольная архитектура». Обмотать такое здание марлей, как бинтом, а внизу сделать выставку фотографий из книги Г.Я. Мовчана «Старый аварский дом». Чувство гармонии и вкуса присуще горцам, нужно лишь адаптировать его к городу. Противопоставить архитектурную традицию сегодняшнему хаосу.

Тяжело видеть, как гибнут наши культурные корни. Архитектурный эксперт Аркадий Гольдштейн написал замечательную книгу «Башни в горах». Ее издали серьезным тиражом и тут же изъяли из продажи – потому что он критиковал министерство культуры, которое никак не боролось за сохранение старинных башен. Отвернулись от горькой правды и сделали вид, что ничего не происходит.

Почему ты отказалась от должности министра культуры? Может, тебе бы удалось победить государственное равнодушие.

Я не чиновник. Меня и в музее бюрократия тяготит. С таким характером отправиться в правительство – значит умереть внутри. Я вежливо объяснила, что у меня другие приоритеты, я планирую стать мамой. Мы не так долго на этом свете. Зачем себя ломать? Жить и работать нужно в радость!

Куколки. монолог водителя

Сейчас молодые норовят жениться самостоятельно, как в какой-нибудь Европе. Забывают законы предков. Но сам посуди. Кто скорей ошибется – двадцатилетний сопляк или его папаша? У кого жизненный опыт больше? Вот и получается, что отец не только может, но и обязан подбирать детям пару. Иначе он – просто боящийся ответственности трус и слабак.

Меня женили родители. Мать издали показала девушку. Спросила, понравилась ли. Я кивнул. Во второй раз увидел невесту в ЗАГСе, в третий – на супружеском ложе. Подобные браки гораздо крепче, чем по любви. Предки наши всегда так поступали. В старину люди чище были, порядочней. Бабушку в двенадцать лет замуж выдали, она еще в куколки играла. Это сейчас молодежь порченая, телевизор смотрит. Сам знаешь, какие там сцены. Потому дети и не знают, чего хотят. Родителей не слушают. А тем виднее, кто сыновьям лучше подойдет. Потому и жили предки вместе до самой смерти. Не разводились. Каждый знал свои обязанности. Жена заботится о детях и занимается стряпней, муж приносит продукты. И не важно, что тебя с работы выперли или украли кошелек. Из шкуры выпрыгни, а семью обеспечь. Я мог неделями дома не ночевать, но запасы еды приносил. Брак – это прежде всего долг! А любовь – так, ерунда.

Хотя и мне случалось влюбляться, как без этого. Бешено. И взаимно. Но родители выбрали другую. И правильно сделали. Та и так двадцать пять лет была моей. Мужу изменяла – значит, и мне бы рога наставила, окажись я на его месте. А жених дурак был, даром что мой приятель. Узнал, что невеста – не девочка. Прибежал ко мне, вопил: «Люблю ее!» А я ему – «Что орешь? У меня через два дня своя свадьба. Хочешь расстроить – не получится. Предупреждали же – не суй нос туда, куда другой хрен сунул». Он заплакал и ушел. Духу не хватило от нее отказаться. Она потом больше со мной жила, чем с ним. Моей жене подарки носила, чтобы та не злилась. И супруга их принимала – знала, что пока я обязанности по дому выполняю, мне и слова поперек сказать нельзя. Этим хороши наши законы. Если жена сболтнет лишнего, можно дать по е. у, и ее же братья меня поддержат. Так и прожили душа в душу. Сына вырастили. Я ему тоже невесту подыскал. Тихую, скромную. Надеюсь, и он дочерей правильно воспитает.

Счастье после конца света

Шесть утра. Жара еще не навалилась на остров, но белые ночные мотыльки уже попрятались в кроваво-красной траве солянке. На холм возле моря въехал старенький мотоцикл «Урал» с проржавевшей насквозь коляской и зацепом для байды. Сама лодка тихо покачивалась на волнах, но водитель и его спутник не спешили.

– На рассвете мотоциклы шумели, а теперь на берегу ни одного, – засомневался высокий рыбак, заросший черной щетиной.

– Моряна поднимается. К восьми встанет, – просипел из коляски седой дед в огромной выцветшей кепке над крошечным темным лицом.

– Это не ветер, а пыль для моряков, – отмахнулся верзила. – Ступай вперед и посмотри, не видно ли чего.

Сам он достал бинокль и впился взглядом в горизонт.

– Вроде чисто, – доложил седой, пришлепав с мелководья в мокрых сандалиях.

– Не видел я раньше этого корабля, – щетинистый махнул биноклем на север, где темнело еле различимое пятно.

– Тут каждый день новый, – пожал плечами старик. – От ветра прячутся. Покурим?

Сигареты давно погасли, а моряки еще медлили на холме. Наконец высокий решился.

– Быстро сделаем круг и вернемся.

Мотоцикл въехал в море и остановился метрах в пяти от берега. Рыбаки взяли с двух сторон канистру с топливом и зашагали вперед. Вскоре байда рванула с места и растаяла на горизонте.

Самым живым существом здесь кажется песок. Он со змеиным шипением вьется по тропам, вздымается вверх в безумном танце, расчетливо ведет долгую осаду и берет приступом улицы столицы Дагестана. Ведь остров Чечень – это тоже Махачкала, границы которой простираются вдоль моря к северу на сто с лишним километров.

В конце XVI века на западном побережье Каспия начали селиться терские низовые казаки. Их называли громко – казачье войско. В действительности же это были небольшие ватаги отчаянных людей, которые занимались охотой,