Первое ракетное соединение нашей страны - Сергей Леонидович Зубович

на совершенных трезвенников, но молодые офицеры равнялись на отцов – командиров, в основной массе своей прошедших суровую школу Великой Отечественной войны. Для них основным законом были интересы службы. В офицерской столовой в Медведе существовал большой выбор всевозможных напитков, но никто не позволял себе отклонений от установленных традиций – только после службы.

Поделюсь секретом – на каждый пуск положено было два 9-ти литровых бачка 97 %-го этилового спирта для жидкостного зажигательного устройства и один из бачков (запасной), как говорили, оставался у заводчан «для промывки магистралей». После пуска существовали некоторые традиции, которые никто не имел права нарушать.

Еще существовала традиция посвящения в ракетчики тех, кто принимал участие в первом пуске. Так, во время заправки ракеты окислителем предлагалось на мгновение подставить ладонь под льющуюся голубую струйку кислорода с трубы перелива на лафете. При этом всегда вспоминался урок химии в школе, когда учительница бросала в емкость с кислородом цветок, и он мгновенно превращался в ледышку.

Запомнился выезд первого дивизиона в район Липовой горы зимой 1955 года: условия крайне неблагоприятные – температура -30 –35 град., ветер, пронизывающий добротные полушубки насквозь, огромные сугробы дорогу. Впереди колонны два тягача АТТ прокладывали путь и выручали застрявшую технику. Наши ракеты прятались в длинных «домиках» из фанеры на тележках. Местное население, конечно же, догадывалось, что за окошками, нарисованными на «домиках», нет ни одной живой души. А вот у ракеты душа есть! Она благосклонна только к тем, кто ее любит и ухаживает за ней не хуже, чем за любимой.

Подобного характера испытания функционирования наземного оборудования и бортовой аппаратуры ракеты в условиях низких температур проводились в бригаде систематически. Еще в январе – феврале 1954 года второй дивизион бригады провел несколько комплексных испытаний при температуре -35, -45 град. в Забайкалье в районе Нерчинска. Командир 2-го дивизиона подполковник Г. И. Устинов доложил о том, что «эти испытания выявили явную неприспособленность ключевых агрегатов комплексного наземного оборудования и ракеты к боевому применению в экстремальных условиях. Конструкторскому бюро и промышленности было над чем подумать. А дивизион, его стойкие люди с задачей справились».

Сравнивая наши подвижные комплексы с современными, мне лично, кажется, что в тот период офицерам приходилось сложнее. Помню и свою первую зимнюю поездку в бронированной машине управления, когда во время марша предложили покормить личный состав: хлеб пришлось рубить топором, а от глотка крепкого чая потрескались зубы. Но никто не роптал, переживали за солдат – шоферов, у которых глохли моторы, и устранять неисправности предстояло на сильном морозе.

Около двух недель не снимали шапок с головы, солдаты и офицеры (во всяком случае, начальники отделений и комбат с замполитом) спали в натянутых на лапник палатках.

Тяжело в стужу работать на верхнем мостике ракеты 8А11(Р-1), необходимо выполнить целый комплекс проверок и операций – от установки бортовых батарей, гироприборов, юстировки гироплаты до подключения кабеля Б, предназначенного для снятия питания с борта во время «прожига». Закоченевшие руки младшего сержанта Лазарева никак не могли справиться с этой несложной в обычных условиях операцией, и мне пришлось самому подключиться к выполнению задания. После завершения проверки подключения кабеля Б с радостью зашел с докладом в натопленную машину управления, в которой находились главный инженер бригады полковник Андрюков Владимир Иванович, комбат и, конечно, оператор Алексей Пилипенко. Вот когда я ему позавидовал – в машине тепло и уютно, а мне опять предстояло подыматься на 12-метровую высоту к приборному отсеку. После этого случая главный инженер всегда благосклонно относился ко мне и довольно часто направлял в другие стартовые батареи для участия в проверках.

После учений хотелось сказать «большое спасибо» главному конструктору ракеты 8Ж38, работа на которой для электроогневого отделения существенно упростилась, особенно в зимний период. Но тогда мы, конечно, не знали, что нужно было благодарить Сергея Павловича Королева и его коллектив, моих будущих земляков, с которыми вот уже 25 лет работает мой сын Владимир.

В октябре 1957 года меня неожиданно вызвали к начальнику штаба бригады полковнику Тюрину Д. А. Никаких подвигов я не совершал, электроогневое отделение на инспекторской проверке получило хорошую оценку, и мои бойцы нигде не «отличились», а поэтому шел совершенно спокойно к большому начальству. Начальник штаба сообщил, что есть приказ о моем переводе на новое место службы, для чего я должен убыть в Москву на Фрунзенскую набережную за назначением. Куда? Не сказал. Вот это была новость! Никогда не думал, что именно так может завершиться служба в Медведе.

«Но прежде, чем убыть на новое место службы, – далее продолжал начальник штаба, – вы должны принять участие в учениях». Такой поворот событий не обескуражил, а только обрадовал.

В соответствии с планом учений 635 отдельный инженерный дивизион должен совершить марш по территории Новгородской и Псковской областей, минуя густонаселенные пункты, выйти в заданный район, и осуществить пуск ракеты 8Ж38.

Техника тщательно готовилась к маршу, начальникам отделений выдали карты районов учения, проверялось оружие рядового и офицерского состава. Кстати, у офицеров дивизиона личное оружие находилось постоянно при себе. При выездах на полевые учения я часто получал патроны на складе артвооружения дивизиона для тренировок, когда представлялась такая возможность. В наше время пистолет ТТ, с 1955 года ПМ, действительно являлся личным оружием офицера.

Итак, движение осуществлялось только в ночное время, а днем, после сна, занимались боевой подготовкой, никаких лишних перемещений и только в определенном районе. Такая специфика поведения диктовалась тем, что дивизион двигался по местам ожесточенных боев в годы Великой Отечественной войны, и не исключались подрывы. Поэтому впереди колонны шёл саперный инженерный взвод, который выполнял боевую задачу по поиску взрывоопасных предметов и мин. И только после их работы мы ставили технику в указанном районе и тщательно маскировали. Работа саперов бригады являлась крайне опасной, многих из них наградили медалью «За отвагу».

Марш завершился в районе Чудского озера имитацией пуска ракеты – «прожигом».

Конечно, у всех было большое желание посмотреть на знаменитое озеро, на места, где в 1242 году Александр Невский разгромил немецких псов – рыцарей. Символично, что «медведцы» через 714 лет побывали в этих местах и продемонстрировали вероятному противнику новые медведские «топорики».

После завершения учений мне предстояло прибыть в Москву в Штаб реактивных частей за направлением на новое место службы. Конечно, я предполагал, что могу оказаться в любой точке СССР, вплоть до Камчатки, но то, что мне сообщили, превзошло все ожидания – вручили направление в Болшево, под Москвой.

Покидал бригаду с некоторым сожалением, я довольно быстро понял, что служба в 72 ирб – это подарок судьбы. Нашими командирами были высокопрофессиональные специалисты, участники Великой Отечественной войны – В. Т. Шаповалов, И. П. Коваленко, В. И. Андрюков, Г. Н. Малиновский, А. И. Холопов, благодаря которым приобретался опыт эксплуатации ракетной техники. Он оказа лся совершенно необходимым с самого начала службы в НИИ-4, в стенах которого за 30 лет я прошел длинный и интересный путь от старшего инженера КБ до начальника Экспериментального завода НИИ-4. Многолетняя служба последовательно в инженерной ракетной части, КБ и на экспериментальном заводе позволили должным образом оценить работу, сочетающую научный поиск ученого, творчество конструктора и рабочего на производстве.

А связь с бригадой не оборвалась навсегда. В 1958 году я прибыл на Липовую гору и доставил из НИИ-4 подвижную контрольно-измерительную лабораторию (КИЛ), разработанную и изготовленную в НИИ-4. Мне поручили принять участие в ее испытаниях, т. к. в разработке ТЗ на создание лаборатории я принимал самое непосредственное участие. Для меня, бывшего начальника электроогневого отделения, создание институтом подвижных комплексов для метрологической службы РВ являлось знаковым. Я еще хорошо помнил приезды метрологов в бригаду, когда с проверочно-пускового оборудования снимались измерительные приборы и доставлялись в штаб бригады для поверки. О какой боевой готовности в это время можно было вести речь!

А в 1960 году я вновь встретился с бригадой и ее командиром А. И. Холоповым, когда прибыл с представителем Главного Штаба РВ в Гвардейск для решения вопросов, связанных с боевым дежурством части.

В 1959–1965 г.г. институтом внедрялись в Ракетных войска первые отечественные специализированные ЭВМ – «СПЕЦЭВМА-1» и универсальная ЭВМ типа «КЕДР-М». Макетные и опытные образцы машин изготовляли на экспериментальном заводе по конструкторской документации, выполненной совместными усилиями научных отделов и КБ.

Специализированные ЭВМ предназначались для решения боевых задач подготовки данных для пусков ракет Р-12У, Р-14У, Р-16У, Р-9А, а также для решения задачи топогеодезической привязки стартов и оценки радиационной обстановки.

С помощью этих ЭВМ Ракетные войска в период становления были способны в стационарных и полевых условиях за 30–40 сек. подготовить полетное задание на пуски ракет (без применения данных средств эта работа занимала не менее 40 минут).