Дневник плавания с Берингом к берегам Америки. 1741-1742 - Георг Вильгельм Стеллер

мы потеряли капитана Чирикова. Тогда, плывя во второй раз на юг и только что пережив шторм, мы услышали от людей, что на севере видна земля, чему в то время мы не поверили и потому потеряли верный путь, как я уже писал. Без сомнения, капитан Чириков высаживался здесь на берег. Это обстоятельство я уже упоминал в начале настоящего рассказа[156].

24 сентября я наблюдал два явления, которые никогда прежде не видел в своей жизни, а именно ignes lambentes[157] — Кастора и Поллукса, прозываемые моряками огнями Св. Эльма[158], а затем ужасающе быстрое движение облаков, которые во время шторма, как стрелы, проносились у нас перед глазами. Случалось даже, что облака устремлялись навстречу друг другу с одинаковой быстротой[159].

Чтобы уйти от земли, до полудня 25 сентября мы дрейфовали перед началом все усиливавшегося и длительного шторма с нижними парусами, треугольной бизанью и фоком (точно так же, как и предыдущей ночью) на юго- восток, постоянно подвергаясь опасности потерять рангоут и мачты из-за очень сильного ветра. Днем мы шли только под треугольной бизанью, потому что находились уже достаточно далеко от земли и благодаря западному ветру более не опасались, что нас вынесет на сушу.

26 сентября западный ветер несколько утих, но море, приведенное в слишком сильное волнение, продолжало катить волны в прежнем направлении, и мы уже третий день плыли назад на юго-восток.

Ночью 27 сентября мы снова попали в свирепый шторм с юго-восточным ветром, который, однако, через час переменился на западный, продолжая дуть с величайшей силой; мы слышали, как время от времени ветер завывал с таким свирепым свистом, яростью и бешенством, что мы ежеминутно подвергались опасности потерять мачту или руль или даже получить повреждения самого корпуса судна из-за силы волн, которые ударялись, словно пушечные ядра, и мы каждое мгновение ожидали последнего смертельного удара. Старый опытный штурман Андреас Хессельберг не мог припомнить, чтобы ему за пятьдесят лет плавания по морям пришлось испытать нечто подобное.

28 сентября шторм продолжался с еще большей свирепостью; смешалось все: град, молнии и дождь. Пятый день мы продолжали дрейфовать назад к юго-востоку.

29 сентября весь день казалось, что шторм ослабеет. Однако около десяти часов вечера ветер, внезапно переменившийся на юго-восточный, снова возвестил о самом свирепом шторме, после чего еще раз переменился на западный и продолжал дуть, как и прежде.

30 сентября в пять часов утра мы встретились с пришедшим с юго-запада штормом такой свирепости, с каким не встречались ни до, ни после. Мы не могли вообразить себе, что шторм может быть еще сильнее или что нам удастся его выдержать. Каждое мгновение мы ожидали, что наше судно потерпит крушение. Невозможно было ни сидеть, ни лежать, ни стоять. Никто не мог оставаться на своем посту, и мы находились во власти Божией во всякий миг, когда небеса пожелали бы взять нас. Половина наших людей лежали больные и слабые, а вторая половина в силу необходимости старалась держаться здоровой, но совершенно обезумела от ужасающих волн и качки судна.

Конечно, много молились, но богохульства, накопившиеся за десять лет пребывания в Сибири, не давали молитвам быть услышанными. С судна мы не видели и на сажень вперед, потому что оно беспрестанно зарывалось между жестокими волнами. К тому же мы не могли готовить пищу, а холодного у нас ничего не было, кроме подгоревших сухарей, которые тоже подходили к концу. В такой ситуации ни в ком нельзя было найти ни мужества, ни помощи. Слишком поздно они стали сознавать, что дела не велись должным образом и что они плохо справлялись с ними. Пусть никто не думает, что опасности этой ситуации преувеличены, и поверит, что даже самое умное перо не смогло бы достаточно ярко описать наши бедствия.

1 октября тот же страшный шторм с юго-запада продолжался с той же свирепостью[160]. И теперь офицеры впервые начали рассуждать, что если Бог поможет пережить шторм, то следует искать гавань в Америке, учитывая, что стоит поздняя осень, погода тяжка и неустойчива, что нас отнесло слишком далеко назад на восток и большая часть людей больны и слабы и потому невозможно уйти на несколько градусов дальше на юг. Но я не верил в искренность этих помыслов, поскольку и имущество, и приказчики каждого из них оставались на Камчатке.

2 октября шторм начал стихать, но морю понадобилось более суток, чтобы успокоились высокие валы; ветер оставался юго-западным, вокруг царил мрак. С 24 сентября нас отнесло назад к востоку более чем на пятьдесят миль. У нас было 24 больных и двое умерших.

Что я предвидел, то и случилось. Снова возобновились разговоры о Камчатке, достичь которой в этом году молили Бога, потому что наше упорство важнее того, насколько от него могут пострадать наши личные интересы. Но радость длилась недолго. К десяти часам вечера снова задул юго-восточный ветер с обычными уже признаками, и опять начался жестокий шторм. Из-за этого мысли людей снова стали такими же шаткими и нестойкими, как и их зубы от цинги.

3 октября мы дрейфовали под треугольной бизанью из-за очень сильного шторма. Воздух впервые был прозрачен и чрезвычайно холоден.

4 октября стало немного спокойнее, воздух оставался чистым и очень холодным, хотя несколько часов светило солнце; мы шли под нижними парусами. Однако наша радость опять была недолгой и внезапно прервалась с приходом юго-восточного ветра с дождем, а позднее свирепого шторма с юго-запада. Но мы уже столь же привыкли к штормам, сколь и к ежедневным смертям.

5 октября мы шли под треугольной бизанью из-за сильнейшего шторма. Воздух был холоден и чрезвычайно прозрачен.

6 октября мы все еще шли под треугольной бизанью, потому что, хотя шторм немного утих, волны были по-прежнему очень высоки. Большую часть дня мы видели солнце, но некоторые шквалы наносили град и снег, а вскоре после этого мы дважды видели радугу. В то же время воздух был очень холоден. К вечеру мы увидели впервые за все путешествие множество небольших акул, плававших вокруг нашего корабля. Ночью ветер утих. В тот день на нашем корабле кончилась водка.

7 октября воздух был холоден и прозрачен. К утру, около семи часов, мы снова поставили нижние паруса, но с малой