Политические сочинения. Том I. Личность и государство - Герберт Спенсер

особенно небольших, должно возрастать и требование к местной администрации, чтобы она пополняла недостаток в них. Муниципальные или другие подобные корпорации все чаще и чаще будут принуждены сами строить дома или приобретать такие, покупка которых, по указанным причинам, сделалась невыгодною для частных лиц и купить которые, вследствие падения цен, часто будет выгоднее, чем строить обязательно новые. Изложенному ходу дела будут способствовать и другие причины, так как всякое увеличение местных налогов, обеспеченных недвижимостью, будет еще сильнее обесценивать эту последнюю[37].

Затем, если мы дойдем до того, что в городах муниципальные власти сделаются главными домовладельцами, то это послужит уже хорошим прецедентом к снабжению на общественный счет домами и сельского населения, как это предлагает программа радикальной партии[38] и как этого хочет демократическая федерация, требующая «принудительного устройства здоровых жилищ для ремесленников и хлебопашцев, в размере, соответствующем числу населения». Очевидно, что все сделанное, делаемое и ожидаемое в этом направлении стремится к возможно полному осуществлению социалистического идеала, в котором община – единственный домовладелец.

К такому же результату ведет нас и развивающаяся день ото дня все шире политика, касающаяся условий разного рода владения и пользования землей. Задача осуществления новых общественных выгод при посредстве увеличенного состава должностных лиц, содержимых за счет увеличения общественных тягостей, должна вести неизбежно и в возрастающей степени к упадку дохода с земли, пока, по мере все большего и большего обесценения, препятствия к переходу ее из рук в руки не начнут постепенно исчезать. Уже и теперь, как всякий знает, во многих местностях трудно найти арендатора; земли сравнительно менее плодородные пустуют или если и обрабатываются собственниками, то нередко в убыток. Ясно, что размер прибыли на капитал, помещенный в земле, не так велик, чтобы, в видах размножения общественных должностей, местные и государственные налоги могли быть значительно увеличиваемы, не угрожая поглощением такой части этой прибыли, что собственники будут принуждены продавать землю по какой ни на есть цене, хотя бы и самой низкой, в расчете эмигрировать и купить в других краях землю, не обремененную такими тягостями. Подобные примеры теперь уже и случаются. В дальнейшем своем развитии этот процесс должен вести к прекращению обработки земель низшего качества; после чего, конечно, многие уже присоединятся к требованию, заявленному недавно м-ром Эрчем. В своем обращении к брайтонской радикальной ассоциации, жалуясь, что нынешние помещики не заботятся о том, чтобы их земли были достаточно производительны, насколько это следовало бы в видах общественной пользы, он говорит: «Желательно, чтобы нынешнее правительство провело закон о принудительной обработке земли»; требование это, встреченное рукоплесканиями, он оправдывал примером принудительного оспопрививания (новая иллюстрация, указывающая на значение прецедента). И требование это, конечно, найдет себе поддержку, и не только во имя необходимости сделать землю более производительною, но и во имя желательности доставить работу сельскому населению. Затем, когда для правительства станет уже привычным делом наем в широких размерах незанятых рук, для возделывания земель пустующих или приобретаемых по номинальной цене, мы достигнем той ступени, с которой останется уже только один последний и незначительный шаг до такого учреждения, которое – по программе демократической федерации – должно следовать непосредственно за национализацией земли: «До организации земледельческих и фабричных армий, под контролем государства, на кооперативных началах».

Тем, кто сомневается, что подобный переворот может совершиться описанным путем, мы укажем на факты, подтверждающие вероятность нашего предположения. В Галлии, во времена упадка Римской империи, число получателей стало так велико сравнительно с числом плательщиков, и бремя поборов сделалось так громадно, что земледельческий класс пришел в разорение, поля обратились в пустыни, и лес вырос там, где некогда бороздил плуг[39]. Подобным же образом перед наступлением Французской революции бремя общественных тягостей достигло таких размеров, что многие фермы оставались необработанными, а некоторые были и вовсе заброшены – четвертая часть земли пришла в совершенное запустение, а в иных провинциях даже целая половина ее успела зарасти вереском или кустарником[40]. Подобного рода вещи случались и у нас, в Англии. Не говоря уже о том, что при действии старого закона о бедных, налоги в иных провинциях достигали половины арендной платы и что в различных местах фермы лежали необработанными, у нас был положительно такой случай, что подати поглотили весь доход с земли.

«В Чольсбери, в Беккингам-Шайре, в 1832 году, поступление налога на призрение бедных вдруг прекратилось за невозможностью продолжать его сбор, так как помещики отказались от ренты, арендаторы от своих ферм, духовенство от церковных земель и десятины. Пастор, м-р Джестон, показывает, что в октябре 1832 года приходские администраторы побросали свои счетные книги, и бедные собрались толпой у его дверей, когда он был еще в постели, прося у него совета и пищи. Несколько времени они поддерживались частью на собственные его скудные средства, частью милостыней соседей, частью на дополнительные сборы, наложенные на соседние приходы»[41].

К этому члены комиссии, из отчетов которой заимствована приведенная цитата, присоединяют совет благодетельного ректора (духовный чин пастора): «Разделить всю землю между способными к работе приходскими нищими», – в надежде, что при известной помощи, в продолжение двух лет, они впоследствии будут в состоянии содержать себя сами. Подобного рода факты, как иллюстрация к сделанному в парламенте предсказанию, что при действии старого закона о бедных лет через тридцать земля перестанет возделываться, – ясно свидетельствуют, что при дальнейшем увеличении общественных тягостей дело может легко окончиться принудительной обработкой земли под контролем администрации.

Дальше возникнет вопрос о переходе в собственность государства железных дорог. Такой переход на материке совершается уже в широких размерах; и у нас, несколько лет тому назад, в защиту его раздавались громкие голоса. И вот теперь крик по этому поводу, поднятый было разного рода политиками и публицистами, подхвачен вновь демократической федерацией, предлагающей «приобретение железных дорог в собственность государства, с вознаграждением или без вознаграждения теперешних владельцев». По-видимому, давление сверху, поддерживаемое давлением снизу, сулит осуществить эту меру, внушаемую широко распространяющейся ныне повсюду политикой; а вместе с тем нам предстоит увидеть немало и других сопутствующих перемен. Железнодорожники, первоначально строители-владельцы одних только железных дорог, стали потом хозяевами весьма многих предприятий, посредственно или непосредственно связанных с железнодорожным делом, а потому государство должно будет приобрести вслед за покупкой железных путей и все эти предприятия. Имея уже в своих руках исключительную доставку писем и телеграмм и готовое присвоить себе не менее исключительную доставку посылок, государство сделается не только единственным перевозчиком пассажиров, товаров и минералов, но прибавит к своим и без того многочисленным промыслам еще много