Политические сочинения. Том I. Личность и государство - Герберт Спенсер

промежутки времени. И наоборот, мы находим доказательства тому, что власть начальника, признанная сначала временно в течение войны, устанавливается навсегда, если война продолжительна, и укрепляется там, где война была удачна и повела к подчинению соседних племен. Затем примеры, встречающиеся у всех народов, несомненно доказывают ту истину, что принудительная власть царя и «царя царей» (титул, часто встречающийся на Востоке) возрастает по мере того, как он расширяет свои завоевания и соединяет под своим владычеством все большее и большее число народов. Сравнения открывают нам еще другую истину, которую мы должны бы всегда хранить в памяти, а именно, что правящая власть становится все более агрессивной внутри общины, чем она агрессивнее вне ее. Как для того, чтобы составить хорошую армию, необходимо, чтобы солдаты разных чинов повиновались командующему ими, точно так же для того, чтобы создать сильную воинскую общину, надо, чтобы граждане подчинялись руководящей власти; надо, чтобы они доставили нужное число людей и отдавали бы все имущество, которое от них требуют.

Очевидным выводом отсюда будет, что правительственная мораль, в зачатках своих тождественная с военными обычаями, должна долгое время сообразовываться с ними и может удаляться от них лишь по мере того, как сокращаются военная деятельность и военные приготовления. Доказательство тому мы видим на каждом шагу. Теперь на материке гражданин свободен лишь тогда, когда он не служит более в армии; но он всю свою остальную жизнь трудится для того, чтобы поддерживать военную организацию. Даже в Англии серьезная война, делая рекрутский набор необходимым, отняла бы временно вольности большого числа людей и уменьшила бы их у других, принуждая их путем поборов платить за необходимые издержки, т. е. заставляя их работать известное число дней для государства. Кодекс поведения правительства относительно граждан неизбежно составляется сообразно с кодексом поведения граждан в их взаимных отношениях.

Я не буду в настоящей статье говорить ни о нарушениях права, ни о совершенных жестокостях; большая часть истории состоит в изложении таких фактов; я не хочу также описывать те внутренние беззакония, которые сопровождали беззакония внешние. Я не имею намерения делать перечень преступлений неответственных законодателей, начиная с царя Куфу (камни его колоссальной гробницы были заложены в кровавом поту десятков тысяч рабов, которых заставляли работать под ударами кнута в течение долгих лет), продолжая египетскими, ассирийскими, персидскими, македонскими и прочими завоевателями, и кончая Наполеоном, который для того, чтобы удовлетворить свое честолюбие и увидеть весь цивилизованный мир у своих ног, погубил по крайней мере два миллиона людей. Я не задаюсь также целью исчислять здесь грехи ответственных законодателей, оставляющих длинные списки законов, созданных в интересах господствующих классов. В Англии в этот список входят и законы, долгое время поддерживавшие рабство и торговлю невольниками, пользуясь которыми подвергали пытке около 40 000 негров в год, запихивали их в трюмы судов во время плавания под тропиками и губили таким образом большинство из них. Список этот заканчивается хлебными законами[45], которые, как говорит сэр Эрскин Мей, «чтобы поднять арендные цены, приговорили неисчислимую массу народа к страданиям голода».

Без сомнения, описание главных злодеяний ответственных и неответственных законодателей было бы не лишним и послужило бы для различных целей. Оно ясно показало бы тождественность правительственной морали с обычаями войны, тождественность, которая неизбежно существовала в те первобытные времена, когда армия была просто мобилизованное общество, а общество – армия на покое, которая существовала в течение долгих периодов и даже в наше время имеет большое влияние на наше судопроизводство и нашу повседневную жизнь. Показав, например, что у бесчисленных племен дикарей судебных функций начальника не существует, или они существуют лишь по имени, и что в большинстве случаев в первобытную эпоху европейской цивилизации каждый индивид должен был сам защищать себя и свои права, как только мог; показав, что в Средние века право частной войны между членами воинствующего ордена было отменено не потому, что верховный глава считал своей обязанностью подчинять ссоры своему суду, но потому что частные войны уменьшали силу его армии в общих войнах; показав, что в течение последующих веков применение правосудия сохраняло еще свой первобытный характер в судебных поединках, происходивших в присутствии короля или его представителя в качестве судьи – поединок, удержавшийся до 1819 г. в форме дуэлей – показав все это, мы могли бы утверждать, что и в наше время судебные поединки существуют под другим видом: поединки, в которых борцами являются адвокаты, а орудием – кошельки. В гражданских процессах правительство нисколько не заботится о том, чтобы потерпевшей стороне была оказана справедливость: его представитель следит лишь за тем, чтобы соблюдены были правила поединка; результат же менее зависит от справедливого отношения к делу, чем от туго набитого кошелька и от ловкости адвоката. Более того, правительство так мало заботится о правосудии, что, если в судебном поединке, происходившем в присутствии его представителя, кошельки борющихся опустели и если по апелляции одного из них решение было изменено, побежденный обязан заплатить за ошибки настоящего и бывшего представителя его, и весьма часто потерпевшее лицо, просившее о защите или возмещении потери, выходит из суда нищим.

Такой хорошо составленный список злодеяний правительства, список того, что оно сделало и чего не сделало, доказал бы, что известная часть кодекса еще находящейся в силе морали существует со времен военного положения и приспособлена к нему, и умерил бы, может быть, рвение тех, которые работают для расширения правительственного контроля. Убедившись в том, что продолжают существовать не только внешние черты, но и принципы этого первобытного политического строя, созданного постоянным милитаризмом, реформатор и философ не стали бы, может быть, ожидать таких великих благ от всестороннего вмешательства правительства и стали бы более доверять неправительственным организациям.

Но, оставляя в стороне бо́льшую часть обширных вопросов, содержащихся в заглавии этой статьи, я намерен заняться здесь только относительно малой долей их, а именно теми грехами законодателей, которые являются не плодом их честолюбия или классовых интересов, но происходят от небрежного отношения к изучению того, что они нравственно обязаны знать прежде, чем примутся за работу.

Представьте себе, что аптекарский ученик, выслушав описание некоторых болей, которые он считает желудочными коликами, тогда как боли в действительности происходят от воспаления слепой кишки, предпишет больному сильное слабительное и уморит его. Его объявят виновным в убийстве по неосторожности. Его оправдание, что он имел доброе намерение помочь страждущему, не будет принято во внимание. Он не в состоянии будет защитить себя, сказав, что он просто ошибся в диагнозе. Ему ответят, что он не имел права подвергать опасности жизнь больного, вмешиваясь в