De Personae / О Личностях Сборник научных трудов Том II - Андрей Ильич Фурсов

Ознакомительный фрагментдвижению за перенос памятника деятелю Ост — Индской компании того времени Джону Холуэллу (1711–1798) с площади Далхузи в Калькутте. Власти перенесли раздражавший бенгальцев монумент, но не упустили случая в очередной раз поместить Боса за решётку. В письмах Сарату из тюрьмы Субхас, уже не стесняясь в выражениях, критиковал моральные недостатки правых конгрессистов. Так, он осудил гандизм за «ханжеское лицемерие» и «поругание демократии». Справедливо обвинял руководство Конгресса в двойном стандарте: оно хотело, чтобы на общеиндийском уровне левое меньшинство партии повиновалось диктату правого большинства, но в Бенгалии от лояльных братьям Босам конгрессистов, которые составляли большинство, требовало подчиняться меньшинству комитета ИНК в этой провинции.

Кажется странным, почему Бос так стремился обратно в тюрьму: понимал же, что проведение Дня Сираджа — уд — даула закончится для него новым заключением. Спецслужбы объясняли это давлением Конгресса: мол, однопартийны требуют, чтобы политические шаги Боса соответствовали его словесной воинственности. Калькуттские революционеры считали, что Бос хотел попасть в тюрьму, чтобы установить контакты с теми, кто способен помочь ему бежать из страны. Однако сам Бос позднее подтвердил догадку своего племянника Сисира, сына Сарата: планы его побега за границу выплыли на поверхность, и он хотел усыпить подозрения.

Достигнув своей цели, Бос в ноябре 1940 г. объявил голодовку, чтобы заставить власти освободить его. Ганди выразил сожаление о своей неспособности и нежелании вмешаться, несмотря на дружбу и уважение к Босам, — пока братья не извинятся за «нарушение дисциплины».

За три дня до голодовки Бос написал письмо губернатору Бенгалии, которое назвал своим политическим завещанием. Потребовал от властей прекратить попытки расколоть индуистов и мусульман и призвал соотечественников не идти на компромисс с несправедливостью. Британцы, бросив своего самого непримиримого оппонента в тюрьму, не хотели обвинений в его смерти. В то же время вице — король инструктировал губернатора Бенгалии держать Боса в заключении любой ценой. Поэтому через неделю после начала голодовки, 5 декабря 1940 г., губернатор отпустил его под домашний арест. Субхаса вынесли из тюрьмы на носилках и перевезли в семейный дом на Элджин — роуд. За посетителями следили, переписку Субхаса вскрывали.

7. С Райхом против Раджа (1941–1943)

Между тем Бос готовился бежать из Индии. Весной 1940 г. он активизировал попытки контакта с СССР: расспрашивал знакомых коммунистов, не помогут ли они ему выбраться в Москву на встречу с И. В. Сталиным. Бос всерьёз рассчитывал заинтересовать советского лидера идеей вторжения в Индию. Ведь обсуждался на заседании Совнаркома в 1921 г. план военного похода на Индию, где докладчиком был небезызвестный генерал А. А. Брусилов (1853–1926), а в Ташкенте в 1920–1921 гг. функционировали Индусские командные курсы — военная школа, готовившая командиров будущей индийской Красной армии.

У индийских борцов с колониализмом сложилась прочная традиция надежд на Россию. Родились эти надежды ещё в 1860‑е гг., когда с присоединением Средней Азии к Российской империи недалеко от Индии появились гарнизоны сильной и враждебной колониальному хозяину индийцев державы. В Ташкент — административный центр Туркестанского края — зачастили тогда посланцы индийских князей с предложением помочь в случае вторжения в Индию. Хотя в ходе Большой Игры с Британией в Центральной Азии серьёзных намерений захватить Индию у России не было, русские стратеги отдавали себе отчёт в этих настроениях индийцев. Например, полковник Михаил Африканович Терентьев (1837–1909), назвав британскую власть в Индии паразитом, образно писал: «Нарост этот может быть удалён только хирургической операцией. Индусы пробовали в 1857 г. произвести эту операцию сами, но оказались недостаточно искусными. Теперь они ждут хирурга с севера»[174].

Ещё большую надежду на Россию вселила в индийцев Октябрьская революция. Так, были приняты Лениным революционеры Махендра Пратап (1886–1979) и Мухаммад Баракатулла (1854–1927), которые в 1915 г. учредили в Кабуле орган под названием Временное правительство Индии. Оно выразило надежду «установить с Советской Россией такие же отношения, какие существуют между Антантой и правительствами Колчака и Деникина»[175]. Именно шанс получить военную помощь от Советской России повлиял на превращение многих индийских эмигрантов в коммунистов: национальный фактор определил идеологию.

Ждал «хирурга с севера» и Бос. Утверждал, что, поскольку СССР и Германия благодаря договору о ненападении 1939 г. фактически вступили в союз против Британской империи, Сталин колебаться не будет. Здесь Босу изменяли его способности блестящего аналитика международных отношений. Мечта освободить Родину заставляла выдавать желаемое за действительное.

В Советском Союзе понимали, что война с Британской империей не его война. Это доказывает советская позиция по немецким проектам касательно Индии. В 1939 г. немецкая военная разведка Абвер и служба безопасности рейхсфюрера СД разработали две подрывные операции на рубежах Индии — «Аманулла» (возвращение на трон Афганистана свергнутого в 1929 г. шаха, чтобы получить в этой стране плацдарм для диверсий) и «Тибет» (организация диверсий из этой страны). Разработчики операций рассчитывали на советское содействие[176]. Как в 1801 г. загребать жар русскими руками пытался первый консул Франции Н. Бонапарт, договорившись с Павлом о походе на Британскую Индию, так теперь геополитическая логика толкала к тому же нацистов. Реальной помощи в осуществлении операций Германия от СССР так и не добилась. Тем более не стал бы он участвовать в прямом вторжении в Индию, о котором мечтал Бос. И всё же факт кратковременного советско — германского сближения помог индийскому лидеру.

Руководство связанной с индийскими коммунистами Кирти кисан парта (Рабочее — крестьянской партии) в Панджабе согласилось помочь Босу выбраться из страны через Северо — Западную пограничную провинцию. В июле 1940 г. член этой партии панджабец — сикх Ачхар Сингх Чхина (1899–1981) встретился с Босом в Калькутте, после чего поручил секретарю партии по пропаганде в упомянутой провинции хиндустанцу Бхагату Раму Тальвару (1908–1983) в скором времени провести «очень важную особу международного значения» в Советский Союз. В сентябре 1940 г. Чхина сам нелегально бежал из Индии через Афганистан в СССР и стал работать в Москве референтом Восточного сектора отдела кадров Исполнительного комитета Коминтерна.

Побег Боса был подготовлен мастерски: «Индия — ужасающе открытое общество: каждый знает, что делают остальные, или, по меньшей мере, стремится знать… Дом 38/2 по Элджин — роуд был домом большой семьи, а Бос был публичным политиком, который намеревался совершить поступок, относящийся исключительно к сфере деятельности мелких революционных ячеек»[177]. Кроме того, он знал, что среди информаторов уголовной полиции — один его дальний родственник.

Чтобы усыпить бдительность властей, в беседах и переписке с родными, друзьями и политическими соратниками Бос говорил о предстоящем возвращении в тюрьму. Непосредственно перед побегом объявил семье, что уходит в короткое затворничество, в течение которого его не следует беспокоить. Также