De Personae / О Личностях Сборник научных трудов Том II - Андрей Ильич Фурсов

Ознакомительный фрагментДели: хлопотать ли о его аресте? Дели запросил Лондон, но министерство по делам Индии ответило: ничего не делать, иначе это скомпрометирует источник сведений. Что представлял собой последний, неясно. Вместе с тем, зная из телеграмм Куарони в Рим, что он обсуждает возможный маршрут Боса в Европу через Иран, Ирак и Турцию, британское Управление специальных операций (разведывательно — диверсионная служба, 1940–1946 гг.) 7 марта просило своих агентов в Стамбуле и Каире сообщить, могут ли они устроить его убийство[183]. Однако засады Бос избежал: Италия выдала ему паспорт на имя радиооператора своего посольства в Афганистане Орландо Маццотты, а СССР согласился дать Маццотте визу для транзита в Германию.

В Кабуле Бос времени не терял и написал подробное обоснование создания Форвард — блока. Признал, что метод гражданского неповиновения «помог поднять и объединить индийский народ, а также поддерживать движение сопротивления иностранному правительству»[184]. Однако настаивал: «До сих пор Гандиджи был неспособен доказать на деле, что может идти в ногу со временем и вести свою нацию… гандистское движение становится статичным и бесплодным»[185]. Бос был убеждён, что «мирная парламентская жизнь и министерские должности есть и будут политической могилой гандизма»[186]. Сетовал, что многие конгрессисты «свернули с тернистой тропы революции на усыпанный розами путь конституционализма»[187], а это не только отвлекло их от борьбы за свободу, но и поощрило авторитаризм: «Гандисты почувствовали вкус власти и стремятся монополизировать её на будущее»[188]. Бос «олицетворял те силы в рядах конгрессистов, которые играли роль своеобразного возбуждающего фермента и не позволяли увязнуть Национальному конгрессу в болоте соглашательства и бессильного конституционализма»[189]. Хотя обратной стороной бывали излишняя прямолинейность и максимализм Боса.

18 марта «Маццотту» в сопровождении немецкого инженера и двух других спутников вывезли ночью на автомобиле из Кабула через Гиндукуш к афганосоветской границе. Прибыв в Самарканд, Бос и его спутники сели в поезд на Москву. В советской столице с Босом обошлись как с важным визитёром и проводили в немецкое посольство на встречу с послом (1934–1941) Вернером фон дер Шуленбургом. Однако если революционер Махендра Пратап в 1918 г. был принят Л. Д. Троцким, а в следующем году — В. И. Лениным, то Босу ни с одним советским руководителем повидаться не удалось. Есть версия, что советское правительство не могло дать положительный ответ на предложение Коминтерна об официальном визите Боса, так как Британия, напуганная сближением двух континентальных держав (СССР и Германии), разработала в 1940 г. план бомбить нефтяные промыслы Баку[190] (а также Грозного). В этих условиях раздражать Британию ещё сильнее было рискованно. Поэтому Бос провёл в Москве всего несколько часов и вечером 31 марта его проводили на Белорусский вокзал и посадили в поезд на Берлин.

Таким образом, не собираясь таскать для Райха каштаны из огня, Советский Союз просто выполнил его просьбу пропустить индийского политика. Оказать посильную помощь антибританскому диссиденту было в интересах и самого СССР: ведь помогали британцы басмаческому движению в 1920‑е гг. Так в 1887 г. редактор «Московских ведомостей» Михаил Никифорович Катков (1818–1887) в пику Британии добился от властей разрешения приехать в Москву последнему саркару (правителю) сикхского Панджаба Далипу Сингху (1838–1893), который ещё в 1849 г., ребёнком, был свергнут Ост — Индской компанией. Влиятельный журналист рассудил: если Лондон даёт убежище русским революционерам, таким как Пётр Алексеевич Кропоткин (1842–1921), почему бы не делать то же в отношении его врагов?[191]

Стоит подчеркнуть, что, совершив побег из Индии, Бос первоначально рассчитывал оказаться не в Германии, а именно в СССР, на помощь которого надеялся вдвойне — по соображениям геополитики и идеологии. Во — первых, Советский Союз нависал над Индией географически, и вторгнуться с армией освобождения было бы всего удобнее с его территории. Во — вторых, эта страна не только имела давние традиции вражды с Британской Индией (в имперский период), но и выступала теперь крупнейшей антиимпериалистической силой в мире. Однако после неудачи с Советским Союзом выбор у беглеца был невелик.

Когда Субхас благополучно добрался до Европы, Сарат, навестив уже смертельно больного Тагора, открыл ему правду о побеге брата и его целях. Под впечатлением от услышанного Тагор в одном из своих последних рассказов — «Опозоренный» («Bodnām», 1941 г.) — описал путешествие одинокого странника, который пробирается через Афганистан в поисках свободы.

Кроме желания следить за ходом войны вблизи и мобилизовать против британцев индийских военных и гражданских лиц за рубежом Бос назвал ещё одну причину приезда в Германию: в случае её сепаратного мира с Британией дать Индии громкий голос за столом переговоров. Опасался, что иначе его Родина сделается пешкой в борьбе новых имперских держав со старой. Правда, Гитлер предпочитал расовую солидарность «нордических народов» союзу с теми, кого называл азиатскими фокусниками. Он всегда питал слабость к Британской империи и восхищённо видел в ней реализованный проект господства над «низшими расами», с которого Германии не зазорно брать пример. Собственно, именно вековой опыт британского Раджа с его идейными установками и методами поддержания господства больше, чем что — либо другое, вдохновил германский Райх на планы колонизации Восточной Европы[192]. (Кстати, родственны сами эти слова: санскритское Rāj и немецкое Reich происходят от протоиндоевропейского корня reg — «выправлять, править».) Недаром любимым фильмом Гитлера была голливудская картина «Жизнь бенгальского улана» (1935) о долге британского офицера среди враждебных пуштунов.

Все пишущие о Босе историки не могут обойти моральную проблему: оправдывала ли его цель средства? Многие авторы настаивают, что, принимая помощь от держав «оси», Бос запятнал свою репутацию, так как игнорировал их злодеяния, одержимый лишь идеей свободы для собственной страны. Другие авторы (как правило, индийцы) не делают на этом акцента, ограничиваясь констатацией принятия Босом такой помощи. Для третьих, тоже прежде всего соотечественников, действия Боса заслуживают похвалы без всяких оговорок, ибо Индия превыше всего. Проблема восточного коллаборационизма, т. е. сотрудничества лидеров ряда стран Азии с нацистским блоком в годы Второй мировой войны с целью избавиться от ярма колониализма, сложна и неоднозначна. Мировоззрение этих людей было сформировано десятилетиями имперского гнёта, хуже которого они ничего не видели и не знали. Для Боса образцом зверств служили Амритсарская бойня 1919 г. и другие жестокие подавления мирных акций гражданского неповиновения в Индии. Именно это было в его глазах тем, чем для европейцев стали Аушвиц, Бабий Яр и Орадур, а для китайцев — Нанкинская резня и другие преступления японской военщины. Неслучайно британский писатель Джордж Оруэлл (1903–1950) накануне войны счёл правомерным вопрос: может ли индиец в обстановке насаждаемых метрополией двойных стандартов быть