Журнал СовременникЪ № 11. Спецвыпуск. 2023 - Коллектив авторов

и не знаю, как сказать. В общем, поработал с тутошними инженерами – показал им что и как. Так, работа, одним словом. Но всё. Отмучился – завтра домой. Сегодня вот хочу погулять по Праге. А то смешно сказать – три недели в городе, а Прагу практически не видел. А вы что приехали?

Старик ответил не сразу. Он как бы раздумывал, сказать ли незнакомому человеку нечто важное или ответить ничего не значащими словами. И вдруг решился:

– Я перед смертью с родиной приехал попрощаться. С могилами родных. – Старик опять замолчал. Потом резким движением стёр набежавшую слезу и еле слышно сказал: – Хотя могил-то и нет.

– Как нет? – не понял Борис.

– Вчера я ездил в Терезин, – старик, казалось, уже и не слышал собеседника. – Кто ж их там хоронил? Все они там остались: и мама, и папа, и Дорочка… И Ривка, и Иосиф – все. А вот Барух – он здесь погиб. Не захотел ехать. Они его и пристрелили. Какие могилы? Даже пепла нет. Только я и выжил. А теперь к ним приехал. Чтобы сказать: «Прощайте…» Хотя… – тут старик почти улыбнулся. – Хотя правильнее сказать – до свидания. До скорого свидания.

– Да что вы, Давид, что вы себя хороните? – Борис говорил эти пустые слова, прекрасно понимая, что этот человек наверняка чувствует, сколько ему осталось на этом свете.

И вдруг в голове опять зазвучал пошленький мотивчик: «Прощай, ничего не обещай». Словно устыдившись этого, Борис попытался заговорить о другом:

– А ваша семья, они с вами, здесь?

– Что вы, Борис, жена давно умерла, дети большие, у них свои дела, не будут же они оставлять работу, чтобы со стариком ехать. Да и нет у них той памяти, какая есть у меня. Я им сказал, что еду в Европу, – они мне счастливого возвращения пожелали – вот и всё. Я не обижаюсь – мой век уже ушёл.

Повисла тягостная пауза. Борис не знал, как бы поделикатнее расстаться с собеседником, а старик погрузился в свои думы, не замечая никого вокруг и задумчиво крутя на блюдце чашечку из-под кофе. Положение спасла официантка. Она подошла к их столику и спросила, показывая на грязную посуду: «Можно забирать?» Старик лишь кивнул головой и сказал, обращаясь к Борису:

– Заговорил я вас. Простите. Счастливо погулять.

Он встал и побрёл медленной стариковской походкой. Борис тоже поднялся, вздохнул, потёр подбородок, как бы проверяя, хорошо ли он выбрит, и тоже пошёл к выходу. Настроение его не то чтобы испортилось, но исчезло то возвышенно-радостное состояние, с которым он проснулся. Выйдя на улицу, Борис вздохнул полной грудью свежий, осенний воздух и зашагал по улице. Пройдя квартал, повернул направо, на Летенецкую – ещё несколько минут, и вот он уже входит в парк. Пройдя по неширокой аллее, Борис очутился в самом центре огромного Летенецкого парка.

«Господи, как хорошо», – подумал он и остановился.

Красивые раскидистые деревья окружали его, создавая неповторимую картину старинного парка. Редкие лучи осеннего холодного солнца проглядывали сквозь покачивающуюся листву, вышивая на земле каждый раз всё новые и новые фантастические узоры. Жёлтые, красные и даже зелёные листья, медленно кружась, падали на аллеи, поляны, тропинки. Среди этой красоты, раскидывая опавшие листья, носились собаки. Большие и маленькие, породистые и дворняги, белые, чёрные, рыжие, чепрачные, подпалые, они гонялись друг за другом, весело лаяли, валялись по прохладной уже земле, как бы остужая свои разгорячённые игрой тела. Борис вдруг позавидовал их беззаботности и радости жизни. Пройдя по аллее, он оказался на другой стороне парка. Деревья закончились – он вышел на открытое пространство и остановился, поражённый. Такой красоты он давно не встречал. Перед Борисом, стоящим на высоком берегу Влтавы, открылся восхитительный вид на Прагу, лежащую перед ним как на ладони. Теперь он ясно стал понимать, почему её называют городом «ста шпилей». В утреннем, не тронутом смогом, этим вечным спутником больших городов, воздухе каждый дом, каждый собор казался прорисованным тончайшей кистью. Тонкие, устремлённые ввысь шпили многочисленных соборов, красные черепичные крыши – всё это создавало ощущения фантазийности, сказочности. Борис простоял в немом оцепенении несколько минут.

«Надо бы присесть», – подумал он и огляделся.

Неподалёку стояла только одна скамейка, на которой сидела молодая женщина.

«Неудобно – ещё подумает что-нибудь», – пронеслось в голове Бориса, когда он направился к скамейке.

Большая и массивная, она живо напомнила ему те, что стояли в парке около его дома в Москве. Разглядывая это произведение садового искусства, он даже забыл о девушке. Только подойдя совсем близко, Борис начал разглядывать девушку. Было в её позе, в лице, которое он видел только в профиль, что-то такое, что невольно притянуло его внимание. Что-то очень грустное, какая-то незащищённость почудились Борису во всей её фигуре, одетой в светлую куртку и потёртые джинсы. Уже около самой скамейки Борис, засмотревшись, не заметил валявшего под ногами камня и оступился. Боль, буквально пронзившая его лодыжку, была настолько резкой, что Борис даже присел. Девушка повернулась в его сторону.

– Вам помочь? – участливо спросила она по-чешски.

За дни, проведённые Борисом в Чехии, он уже понимал некоторые чешские слова и даже мог немного говорить на этом языке, но боль была такой сильной, что он механически ответил на родном языке:

– Нет, нет, спасибо.

Хотел встать, но у него это не очень получилось, а гримаса боли на его лице была такой отчаянной, что девушка бросилась к нему, подхватила его под руку и помогла сесть.

– Очень больно? – спросила она по-русски, но с таким очаровательным акцентом, что Борис невольно улыбнулся. – Вы смеётесь над моим русским языком? – чуть обиженно спросила девушка.

– Ну что вы, – ответил Борис и впервые посмотрел ей прямо в лицо.

Посмотрел и замер. В груди у него вдруг возникло ощущение, которого он не испытывал много лет. Он и сам бы не смог объяснить, что это за прохладная волна прокатывалась в его груди, откуда она бралась, что означала. Эта сдавленность внутри возникала у него только тогда, когда он встречался первым взглядом с той, к которой у него тут же возникало сильнейшее влечение, которую он готов был ласкать прямо сейчас, в ту же минуту. Это был как сигнал: «Вот оно – это моё». Как говорила одна его знакомая, это было то ощущение, та радость, от «которой сносило крышу». Борис смотрел в огромные серые глаза девушки и подсознательно чувствовал – начни он сейчас её целовать, она, несомненно, его тоже поцеловала бы. Он почему-то был уверен, что и она это понимает и хочет