Лев Каменев: «Я не согласен» - Анна Сергеевна Кочетова

В письме был упомянут отказ Каменева и Зиновьева от вооруженного восстания в 1917 году, Ленин называл «этот эпизод» не случайным…

А дальше Лев Борисович перешел к зачитыванию ленинских характеристик некоторых членов ЦК: Бухарин – любимец партии, теоретические воззрения которого «очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским»; Пятаков – человек выдающейся воли, но слишком увлекающийся «администраторской стороной дела», поэтому на него нельзя положиться в серьезном политическом вопросе. Но больше всех досталось Сталину:

– Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности[173].

Каменев закончил чтение письма и по реакции участников пленума понял, что он справился с поставленной задачей. Письмо Ленина не произвело шокирующего эффекта. Прошло 1,5 года, но никакие страхи Ленина не оправдались. Несмотря на споры и даже открытую дискуссию с Троцким в 1923 году, партия едина, никакого раскола не произошло. Да и сам Ленин в письме указал, что его замечания «делаются лишь для настоящего времени», то есть на конец 1922 года, на чем Каменев акцентировал внимание.

Постановление Пленума ЦК РКП(б) об оглашении «Письма к съезду» по делегациям

21 мая 1924

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 129. Л. 7]

Пленум вынес решение исполнить волю В. И. Ленина и огласить зачитанные документы на съезде, но только по делегациям и только членами комиссии по приему бумаг Ильича[174].

Фрагмент письма В. И. Ленина к съезду с характеристикой И. В. Сталина. Текст был записан стенографисткой М. А. Володичевой под диктовку В. И. Ленина

4 января 1923

Подлинник. Машинописный текст

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24048. Л. 3]

Сталин переживал, как это «Завещание» воспримут остальные члены партии. Но беспокоился он зря. Благодаря стараниям Каменева и Зиновьева, которые зачитывали «Завещание» по делегациям, все прошло гладко и спокойно. А последующие резолюции, приходившие от делегаций, и вовсе закрыли эту проблему. Все сошлись в одном мнении – «опасения В. И. Ленина о том, что генеральный секретарь партии товарищ Сталин по своему характеру может неправильно использовать свою власть, не подтвердились. Необходимо обеспечить и на дальнейшее время работу товарища Сталина в качестве генерального секретаря партии» [175].

План сработал. И безусловно во многом благодаря Каменеву – его ораторскому умению и грамотным комментариям. Казалось бы, блок Сталин – Каменев – Зиновьев только укрепился. Но это только казалось. Сталин не любил быть кому-то обязан. Каменев это знал, но все же не ожидал удара в спину.

17 июня 1924 года Сталин с докладом выступал на курсах секретарей уездных комитетов, причем с достаточно обычной темой – об итогах XIII съезда РКП(б). Говоря об оппозиции и о ленинском призыве в партию, Сталин поднял вопрос об «улучшении качественного состава партии». Один из опасных недостатков, по его мнению, состоял в «понижении теоретического уровня» членов партии. И в качестве примера он привел ни много ни мало фрагмент статьи Каменева:

– Недавно читал в газете доклад одного из товарищей о XIII съезде (кажется, товарища Каменева), где черным по белому сказано, что очередным лозунгом нашей партии является будто бы превращение «России нэпмановской» в Россию социалистическую. Причем, что еще хуже, этот странный лозунг приписывается не кому иному, как самому Ленину. Ни больше ни меньше! Между тем известно, что ничего такого не говорил и не мог сказать Ленин, ибо России «нэпмановской», как известно, нет в природе. Правда, Ленин говорил о России «нэповской». Но одно дело «нэповская» Россия, то есть Советская Россия, практикующая новую экономическую политику, и совершенно другое дело Россия «нэпмановская», то есть такая Россия, во главе которой стоят нэпманы. Понимает ли эту принципиальную разницу товарищ Каменев? Конечно, понимает. Почему же он выпалил тогда этот странный лозунг? По обычной беззаботности насчет вопросов теории, насчет точных теоретических определений. А между тем, весьма вероятно, что этот странный лозунг может породить в партии кучу недоразумений, если ошибка не будет исправлена[176].

Лев Борисович Каменев

1923

[РГАСПИ. Ф. 323. Оп. 1. Д. 8. Л. 21]

Возможно, все бы прошло незаметно, но доклад опубликовала газета «Правда» без каких-либо изменений и без согласования с Политбюро. Безусловно, это был обдуманный шаг Сталина, он знал, что Каменев это так просто не оставит и обязательно включится в полемику, а тем самым развяжет Сталину руки для дальнейших действий.

Каменев, находящийся в то время в Пятигорске на отдыхе и лечении, очень близко к сердцу принял слова Сталина. Он был поражен его публичным укором – унижением из-за какой-то несчастной опечатки. Ведь фактически только благодаря ему и Зиновьеву Сталин остался на посту генерального секретаря. Да и вообще, как он мог обвинить его в «беззаботности в вопросах теории», когда сам всю жизнь советовался с Каменевым по поводу этих вопросов и просил помощи в написании статей? Даже самому рядовому читателю понятно, что случилась всего-навсего опечатка стенографистки и не более. Каменев просто не мог сказать подобного – он готовил все работы Ленина к изданию и знал их практически наизусть.

23 июня он написал письмо Сталину и Зиновьеву, в котором высказал свое недоумение по поводу выпада Сталина, назвав его «придиркой». «Если это не заранее обдуманный тактический ход, – писал Каменев, – и если полемика признается нежелательной, я предлагаю от имени Сосо напечатать следующее: слово нэпмановский вместо нэповский в цитате из Ленина является результатом ошибки стенографа и никаким доказательством пренебрежения к теории служить не может»[177].

Он ждал объяснений Сталина и просил Зиновьева проследить «за ликвидацией этого инцидента». Он готов был срочно выехать из Пятигорска, чтобы разобраться и решить дело через Политбюро, а также поднять вопрос о нетоварищеском поведении Сталина[178]. Сталин же не собирался ничего более объяснять публично, а Льву Борисовичу ответил, что никакой полемики нет, тем более нет придирки: «200.000 экземпляров “Правды” разошлись по России, партия читает неправильную формулировку, не исправленную ни тобой, ни Правдой, недоразумения и неразбериха неизбежны. Гораздо