Серго Орджоникидзе. Командарм советской промышленности - Илья Сергеевич Ратьковский

href="ch2-256.xhtml#id904" class="a">[256]. В письме от 9 сентября Ленина ему прямо указывал: «Быстрейшая и полная ликвидация всех банд и остатков белогвардейщины на Кавказе и Кубани — дело абсолютной общегосударственной важности. Осведомляйте меня чаще и точнее о положении дела»[257].

Ситуация вокруг города, как уже указывалось, была сложная. Большевик Г. Н. Котов вспоминал: «Все это время в Кисловодске политические условия были неблагоприятны для отдыха. Белогвардейские отряды были где-то близко, и по ночам часто объявлялись тревоги. Когда вокруг Кисловодска завязались настоящие бои, когда целыми днями корпуса санатория сотрясались от артиллерийских залпов, многие отдыхающие бежали. По распоряжению Серго Орджоникидзе за Инессой прислали транспорт, но она категорически заявила, что не поедет, пока не будут отправлены другие больные. Кончилось тем, что в санаторий прибыл лично член областного комитета ВКП(б) Назаров, который имел приказ об эвакуации Инессы. Он сказал: если товарищ Инесса не поедет добровольно, то он будет вынужден прибегнуть к помощи товарищей красноармейцев, дабы выполнить распоряжение о ее перемещении. И так товарищ Инесса, хоть и против своего желания, выехала из Кисловодска»[258]. Поездка длилась несколько дней. Вскоре после приезда в Нальчик, 24 сентября, Инесса Арманд умерла от сыпного тифа. Впоследствии по личному приглашению Серго старший сын Арманд Александр работал в ведомстве Орджоникидзе[259].

Между тем ситуация на Северном Кавказе продолжала оставаться противоречивой. Действия Орджоникидзе и его окружения уже летом вызвали ряд обвинений с переадресовкой их в Москву, что тоже отразилось в переписке Ленина и Орджоникидзе. 28 августа Орджоникидзе направляет Ленину в Кремль телеграмму: «Удивляюсь, что не назвали автора. Это или сознательный мерзавец, или бессознательный дурак. [В] Первом случае требую предать ревтрибуналу. Все ложь, и ложь тенденциозная. Прошу ответить. Орджоникидзе»[260].

В уже упомянутой ответной телеграмме от 2 сентября Владимир Ильич предлагал: «Получил Вашу телеграмму. Не стоит Вам возмущаться. Если сообщения икса ложны, напишите спокойно десять строк опровержения и пришлите мне письмом»[261]. Вскоре Орджоникидзе отправил более подробное, но с не меньшей обидой письмо: «Вл. Ильич! Иначе я поступить не мог. Факт присылки этих гаденьких инсинуаций говорит за то, что и Вы кое-чему поверили или по крайней мере решили проверить. В данном случае — лучшее средство Ревтрибунал. Не обижайтесь, Владимир Ильич, но иного разрешения вопроса я считаю для себя неприемлемым. М. б., надо было сделать больше, надо было временно до разбора дела в Ревтрибунале, отойти от работы, но острое положение на Кубани и вообще на Кавказе заставляет меня подавить в себе субъективные чувства и настроения, тем более что такое разрешение вопроса было бы на руку барону Врангелю, а быть может, и Вашему информатору. Орджоникидзе»[262].

Телеграмма Г. К. Орджоникидзе В. И. Ленину в Кремль

28 августа 1920

[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 6с. Д. 15. Л. 1]

В этот же период Лениным в Баку на имя Орджоникидзе была отправлена следующая телеграмма: «Получил Ваше обиженное письмо. Вы рассматриваете напрасно обязательный для меня запрос как недоверие, но надеюсь, что Вы еще до личного свидания бросите неуместный тон обиды» (на машинописной копии документа есть приписка Орджоникидзе: «телеграмма была получена мной летом 1920 г.»)[263]. Отметим, что в Ленинском сборнике XXXIV[264] при публикации письма есть ссылка на приписку Орджоникидзе и датировка письма 3 июня 1920 года. При этом в примечании к документу говорится, что он печатается по копии письма с указанной припиской Орджоникидзе. Однако при просмотре данного документа выявляется, что хотя указанная приписка присутствует, но даты на нем нет. На наш взгляд, это ошибочная датировка авторов сборника. Отметим и другой момент: привязку к началу июня другого ленинского документа, возможно предшествовавшего данному ленинскому письму: «Товарищ Серго! Посылаю Вам доставленные мне сообщения. Верните их, пожалуйста, с Вашими пометками насчет фактов: что правда, что неправда. Горячитесь Вы, верно, здорово при случае? Надо бы Вам взять помощников, пожалуй, и направлять работу посистематичнее. Надеюсь, не обидитесь на мои замечания и ответите откровенно, что и как выправить и исправить думаете. Привет! Ваш Ленин»[265]. На наш взгляд, все эти письма датируются концом августа.

Письмо Г. К. Орджоникидзе В. И. Ленину

1920

[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 6с. Д. 15. Л. 3]

Переписка не позволяет определить сигнализировавшего в Москву автора. Это мог быть представитель какого-либо местного госоргана (например, неоднозначными были взаимоотношения Орджоникидзе и местных представителей ЧК, которых он пытался подчинить Кавбюро) или какой-нибудь партийный деятель. В этом отношении интерес представляет докладная записка полномочного представителя ВЧК по Северному Кавказу К. И. Ландера в ЦК РКП(б) о современном положении на Северном Кавказе. Формально она датируется 11 февраля 1922 года, что видно из пометки на первом листе документа: «Вх. ЦК № 2135/с. 11.11.–22 г.». Однако, возможно, арабские цифры 11 перепутаны с римскими II. При этом речь в документе идет о различных событиях ранней осени 1920 года без упоминания, например, образования Горской республики. Ландер указывал: «При наступлении банд генерала Хвостикова на Кубань и Терскую область особенно сильно проявились все недостатки местной советской и партийной работы, являющиеся, по моему убеждению, главной причиной тех внутренних осложнений, которые мы там сейчас переживаем и способствующих успеху наших внешних врагов… Банды генерала Хвостикова, полковника Ларионова и других не уничтожены, а отступили в горы, в Терскую область (Теберду), где у них имеются два военных штаба и один политический центр — Комитет спасения». Виновными он считал Орджоникидзе и его окружение. Обещания горцам, в том числе в отношении земельного вопроса, по словам автора записки, не были выполнены. Особенно недопустимым он считал поведение терского облисполкома во главе с Квиркелией, в том числе по отношению к местной ЧК, которой тот запрещал аресты местных националистов. Далее он указывал: «Вся эта политика, в частности, действия Квирикелии [так в документе. — И. Р.], Калмыкова и других, находит защиту и поддержку со стороны тов. Орджоникидзе и Кавбюро». И как итог он предлагал: «…полагаю необходимым отзыв тт. Орджоникидзе, Квирикелии, Калмыкова и всей группы окружающих их работников, за исключением тех, кои будут подлежать суду и аресту (агенты Грузии и Антанты, занимающие более или менее ответственные посты)»[266]. Очевидно, что претензии имели ведомственный характер и относились как раз к периоду конца августа — начала осени 1920 года. Существует вариант, что как раз Ландер и был в августе 1920 года тем анонимным критиком, который упомянут в переписке Ленина и Орджоникидзе.

Подобные заявления, упреки в нерешительности, обвинения в компромиссе с представителями местных национальностей оказывали свое влияние на политику в регионе.