Серго Орджоникидзе. Командарм советской промышленности - Илья Сергеевич Ратьковский

Вместо постепенного решения проблем осенью намечается переход к более радикальной политике. Правда, это происходит не сразу, очевидно, что ранней осенью Орджоникидзе все же убедил Ленина в правильности своей линии.

В рассматриваемый период Орджоникидзе уже находился в Армавире. «По его указанию была создана ударная Левофланговая группа IX армии в составе 12-й, 14-й, 34-й дивизий. Эта группа войск, наступая по фронту от Баталпашинского до Майкопского отдела, стала громить банды Хвостикова, Крымшамхалова, Крыжановского и других. Одновременно части IX армии под руководством Г. К. Орджоникидзе стали теснить войска Улагая, не сумевшего, как он рассчитывал, мобилизовать казаков, которые отказались поддерживать белогвардейцев»[267]. Позднее Орджоникидзе переехал во Владикавказ.

В этот же период окончательно был решен вопрос о судьбе Гилянской советской республики. 20 сентября в Москве состоялось заседание Политбюро, где обсуждалась ситуация с Ираном. По поручению Политбюро Сталин выехал в Баку, где после ознакомления ситуации отстранил от руководства Иранской компартией А. Султан-Заде и заменил его на Хейдар-хана Аму-оглы. «24 сентября 1920 г. Орджоникидзе по прямому проводу запрашивает из Баку, можно ли послать миноносец в Энзели (Персия). Ленин кладет резолюцию: „запрашиваю Троцкого и Крестинского“»[268]. Однако вскоре вопрос был решен. На основании доклада Сталина 27 ноября Политбюро приняло решение об отказе в военной поддержке Гиляна. Позднее в одной из октябрьских телеграмм Сталину Орджоникидзе, учитывая реальное положение дел, сообщал: «Персии никакой революции нет. Или оккупация или уход»[269]. Выбран был уход. Более важным в этот период являлось стабильное внешнее и внутреннее положения Советской республики.

Стабилизация ситуации на Северном Кавказе была достигнута рядом жестких мер. В середине октября 1920 года начался мятеж на Сунженской линии, опять-таки с большими жертвами среди мирного населения, сочувствовавшего советской власти. Однако он быстро был подавлен как при помощи военных мер, так и путем переселения ряда казачьих станиц. Последнее действие предусматривалось еще до восстания. Теперь это применялось в массовом порядке.

Здесь можно упомянуть и жесткий приказ члена РВС Кавказского фронта Орджоникидзе по Кавказской трудовой армии от 23 октября: «…первое — стан. Калиновскую сжечь; второе — стан. Ермоловская, Закан-Юртовская, Самашкинская, Михайловская — отдать беднейшему безземельному населению и в первую очередь всегда бывшим преданным Соввласти нагорным чеченцам, для чего все мужское население вышеозначенных станиц от 18 до 50 лет погрузить в эшелоны и под конвоем отправить на Север для тяжелых принудительных работ; стариков, женщин и детей выселить из станиц, разрешив им переселиться в хутора или станицы на Север; лошадей, коров, овец и прочий скот, а также пригодное для военцели имущество передать Кавтрудармии, ее соответствующим органам, причем лошадей распределить по указаниям Штаба фронт»[270].

Большие жертвы среди советских работников и сочувствовавших большевистской власти лиц было общим явлением на Северном Кавказе. В ответ также принимались жесткие меры. Сталин, проезжавший через указанный район в этот период, в телеграмме в ЦК РКП(б) Ленину от 26 октября писал: «Несколько казачьих станиц наказали примерно. В восстаниях участвовали главным образом терские казаки и незначительная часть осетинских офицеров и кабардинских князей»[271]. 30 октября он же из Владикавказа информировал Ленина: «Выселено в военном порядке пять станиц. Недавнее восстание казаков дало подходящий повод и облегчило выселение; земля поступила в распоряжение чеченцев. Положение на Северном Кавказе можно считать несомненно устойчивым»[272].

Сам процесс депортации станиц занял более месяца. Укажем в этом отношении на более позднюю телеграмму к Орджоникидзе командарма Кавказской трудовой армии И. В. Косиора от 13 ноября 1920 года о выселении терского казачества[273]. В результате были выселены около 22 тыс. казаков и членов их семей, они направлялись как в станицы Моздокского округа и Теречной линии, так и на принудительные работы в Архангельскую и Бакинскую губернии, в Донецкий бассейн. Подобные действия были итогом не только сунженского выступления, но и прежних конфликтов терского казачества и горских народов.

Характерно совпадение вышеописанных осенних событий с созданием Горской республики, процесс формирования которой начался также осенью. «В сентябре 1920 г. Г. К. Орджоникидзе сообщал в Кавбюро ЦК РКП(б), что во Владикавказе им было устроено совещание всех национальных исполкомов, облисполкомов и парткомов для выяснения их отношения к автономии горцев. После длительного обсуждения автономия была отвергнута 18 голосами при 4 воздержавшихся. Многие руководящие работники Терской области считали, что „провозглашение горской автономии открывает двери для контрреволюции, для противников советского строя“. Советская автономия горцев была проведена в жизнь после обстоятельных разъяснений партийного начальства — И. В. Сталина, Г. К. Орджоникидзе, С. М. Кирова, находившихся в то время на Северном Кавказе по поручению ЦК РКП(б). Г. К. Орджоникидзе отмечал, что „пришлось повести борьбу с некоторыми (колонизаторскими) поползновениями некоторых коммунистов. Это зло удалось скоро искоренить, и наша работа завершилась организацией Горской и Дагестанской автономных Советских республик“»[274].

В действительности Серго в этот период пришлось выдержать бой не только с противниками создания автономии, но и с рядом представителей чеченского народа, ключевого для проекта автономии. Конфликт имел место еще со съезда народов Востока, после которого ряд чеченских делегатов подготовили совместный доклад, посвященный анализу ситуации в регионе. В нем критиковались местные и региональные власти. Впоследствии этот доклад был направлен Ленину. «Такая самодеятельность чеченских делегатов возмутила Г. Орджоникидзе, главного куратора Северного Кавказа, лично Лениным наделенного широкими полномочиями на Юге России. Он воспринял их действия как покушение на свою монополию в кавказских вопросах. Об этом свидетельствуют гневные поручения, данные им руководителю Терской области Квиркелия в ходе телеграфных переговоров, состоявшихся 12 октября, т. е. через два-три дня после отправки указанных документов. „Горские делегаты в Москве ерундят“, — возмущался Г. Орджоникидзе. Поэтому он просил Терский областной комитет партии и окружные органы власти, в частности Чеченский Исполком в лице Т. Эльдарханова, известить В. И. Ленина и Г. В. Чичерина о том, что авторы письменных обращений и докладных записок не были уполномочены делать какие-либо заявления от имени целых народов, представлять их на встречах с официальными лицами. Более того, Орджоникидзе даже настоятельно рекомендовал собрать и отправить телеграфно в Москву информацию, желательно нелицеприятно характеризующую Джу Акаева и Тоусултана Берсанова [делегатов, оправивших письмо Ленину с указанным докладом. — И. Р.]»[275].

Данный доклад и вопрос о создании кавказской автономии обсуждался 13–14 октября в Москве, в том числе на Политбюро, где было принято решение об ускорении этого процесса. 21 октября 1920 года Сталин прибыл во Владикавказ. В 10 часов утра 27 октября здесь начала работу краевая конференция, где с торжественным докладом о политической ситуации в республике выступил Сталин[276]. Одним из вопросов было сообщение Кирова по поводу доклада Вадима в ЦК[277]. Он «у делегатов совещания вызвал большое негодование