Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера, 1929–1941 - Стивен Коткин

считают, что это чуждый человек. Повторяю, это дикость, это опасная дикость. Ни одно государство без служащих, без командного состава по хозяйству, по политике, по культуре, ни одно государство не может так управлять страной… [Наше] Государство вобрало в себя всю промышленность, почти всю, государство вобрало в себя достаточно значительные каналы по сельскому хозяйству… Как можно тут обойтись без интеллигенции?»[3476]

Он не выказывал никакой особой любви к рабочим — если только те не перешли в ряды служащих-функционеров[3477]. «…у нас около 8 миллионов служащих, — продолжал он. — Вот вообразите. Это аппарат, при помощи которого рабочий класс управляет страной… Как же этот аппарат не обрабатывать в духе марксизма?» Слабым местом аппарата, по утверждению Сталина, была теория. «Что такое теория? — спрашивал он в характерном для него стиле катехизиса. — Это знание законов развития общества. Знание это дает возможность ориентироваться в обстановке, а вот этой ориентировки у них не оказалось, плохими марксистами оказались, плохими, плохо мы их воспитали». Он еще раз повторил, что это имело самые скверные последствия: «Ежели какой-либо фашист появится, чтобы наши кадры знали, как с ним бороться, а не пугались его, а не ретировались и не преклонялись перед ним, как это произошло со значительной частью троцкистов и бухаринцев, бывших нашими людьми, а потом перешедших на их сторону». Сталин был вынужден снова и снова бороться с уклонами: коммунисты постоянно сбивались с дороги. И это были не мелкие личные дрязги, а бои за верную теорию. Люди, не разбирающиеся в теории, делают ошибки — например, выступают против коллективизации. Сталин призвал пропагандистов не бояться, если некоторые товарищи не войдут в царство социализма.

«Итак, к кому обращена эта книга? — резюмировал Сталин. — К кадрам, не к рядовым рабочим на заводах, не к рядовым служащим в учреждениях, а к тем кадрам, о которых Ленин говорил, что это профессиональные революционеры. К руководящим кадрам обращена книга»[3478]. Однако в ходе обсуждения замечаний Сталина некоторые присутствующие осмеливались указывать, что ее текст сложен для понимания. Например, А. Б. Шленский назвал «Краткий курс» «энциклопедией всего, что известно о вопросах марксизма-ленинизма», но ему не хватало в ней героев. Он предлагал дополнить текст «Краткого курса» сюжетами о конкретных людях[3479]. Сталин, обращаясь лично к Шленскому, отвечал: «Нам ведь представили известный проект учебника, мы его переделали в корне. Проект учебника был построен на лицах, главным образом, кто как героически вел себя, кто сколько раз бежал из ссылки, кто сколько пострадал ради дела». Однако, продолжал Сталин, «разве на этом можно воспитывать кадры? Кадры надо воспитывать на идеях, на теории… это знание законов исторического развития. Когда эти знания есть, тогда есть и кадры, а если этих знаний у людей нет — это не кадры, это пустое место… не в лицах соль, а в идеях, в теоретическом уклоне»[3480].

* * *

30 сентября 1938 года, примерно в 9.30 утра по местному времени (11.30 по московскому времени), через восемь часов после подписания Мюнхенского пакта, но задолго до того, как германские войска вступили на территорию Чехословакии, Бенеш позвонил советскому послу и спросил, следует ли чехословакам браться за оружие и, соответственно, поддержит ли их СССР в войне, даже если этого не сделают французы. Он попросил дать ответ между 6 и 7 часами вечера по местному времени. С учетом неоднократных отрицательных сигналов на протяжении двух предыдущих недель не вполне понятно, чего он добивался. Советский посол отправился за разъяснениями в Пражский град, но Бенеш проводил совещание с участием кабинета и лидеров политических партий. Около 11.45 по местному времени советское посольство передало запрос чехословацкого президента по телеграфу в Москву[3481]. Прежде чем Москва ответила, Александровский в 1.40 дня по пражскому времени отправил в наркомат иностранных дел еще одну телеграмму, докладывая, что Бенеш уже согласился на условия Мюнхенского пакта (он сделал это в 12.30 по местному времени)[3482]. В наркомате иностранных дел Бенеша подозревали в желании заявить, что из-за отсутствия ответа из СССР у него не было выбора[3483]. Ничего подобного Бенеш все же не заявил, хотя у него наверняка было такое искушение. Скорее всего, Бенеш не хотел сдаваться. Чехословацкое верховное командование сообщало ему, что армия готова сражаться — и с союзниками, и без них. Если бы Бенеш повел грозные чехословацкие дивизии на Германию, не исключено, что тем самым он бы побудил к действиям и Сталина, и французское правительство. Но чехословацкий президент предпочел не рисковать[3484].

Сталин так и не покинул совещания пропагандистов, где у него день ото дня нарастало недовольство, и наконец 1 октября, в заключительный день, он разразился длинным монологом. «Товарищи, я думал, что собравшиеся товарищи помогут ЦК и дадут что-либо серьезное по части критики, — сказал он. — К сожалению, должен констатировать, что критика оказалась несерьезной, неглубокой, а местами прямо неудовлетворительной». Он осудил жалующихся на то, что в текст не был включен тот или иной факт, в то время как идея заключалась в том, чтобы выявить общую тенденцию. «Кто хочет изучить ленинизм и Ленина, тот должен изучить Маркса и Энгельса, — повторил он. — Ленин ведь пришел к новым мыслям потому, что он стоял на плечах Маркса и Энгельса». Сталин подробно пересказал всю историю партии, с самого ее начала, как первоклассный агитатор. Не был он чужд и шутке. «Часто спрашивают: что это такое, Маркс и Энгельс говорили, как только пролетарская власть придет, обобществит средства производства, государство должно отмереть. Какого черта оно не отмирает? Отмереть пора. 20 лет прожили, средства производства обобществлены, а вы не хотите отмереть». (Смех.) На самом деле, объяснил он, никто не ожидал, что революция породит новую форму власти. «Конечно, рабочие Петербурга, когда создавали Советы рабочих депутатов, не думали о том, что они производят переворот в марксистской теории о специфических формах диктатуры пролетариата. Они хотели просто защититься от царизма». В «Манифесте Коммунистической партии» («одно из лучших, если не самое лучшее произведение Маркса и Энгельса», по оценке Сталина) авторы в своих представлениях о государстве исходили из опыта двух месяцев существования Парижской коммуны. «Опыт двух месяцев!» Что бы они сказали, спрашивал Сталин, если бы могли изучить двадцать лет истории советской власти?

Ранее Сталин пытался решить проблему государства при социализме посредством террора. Сейчас же он перечислил функции государства: максимально повышать объемы производства и укреплять оборону страны, мобилизуя ресурсы страны. Как указывал Сталин, только профессиональная армия способна противостоять армиям капиталистов[3485]. Он