Голова дракона - Мануил Григорьевич Семёнов

— Очень интересно! А теперь расскажите, как вы спасли японский рыболовный траулер. У него, кажется, вышло из строя рулевое управление?

— Да, вышло из строя.

— И его несло по волнам?

— Несло. По волнам.

— А вы подали ему буксир и отвели в порт?

— Отвели.

— Потрясающе! Вот она, дорогие телезрители, романтика морских дорог. Спасибо, Николай Иванович. Оказывается, вы не только отважный моряк, но и интересный собеседник.

Девушка тоже оказалась знакомой. Раньше, когда, например, выступал певец, она ставила перед ним микрофон. А теперь ее научили искусству ведущей.

Просмотрев несколько таких передач, я пришел к выводу, что искусство ведущего основано на двух принципах: а) надо говорить только о таких вещах, которые телезритель видит сам и в которых он прекрасно разбирается; б) беседуя с моряком (шахтером, животноводом, спортсменом и т. д.), надо не столько слушать его, сколько говорить самому. И тогда в передаче не будет никаких накладок.

Едва я сформулировал для себя эти принципы, как меня позвали на кухню обедать. Усевшись за стол, я спросил жену:

— Скажи мне, дорогая, ведь правда, что в левой руке ты держишь тарелку, а в правой половник?

— Угадал.

— А сейчас ты зачерпнешь в кастрюле супу и нальешь его в тарелку?

— Зачерпну и налью.

— И суп — он просто так и называется: суп?

— Он-то так и называется. А как вот тебя назвать?

Не поняла! А ведь я уже готовился стать ведущим и, как видите, начал делать первые успехи…

МЕСТО ПОД СОЛНЦЕМ

Немножко грустный рассказ

С тех пор как себя помню, я всегда искал место под солнцем. На нашей несколько переохлажденной планете мне мучительно хотелось занять такое положение, чтобы я всегда видел чудесное светило, а оно меня. И чтобы можно было всю жизнь нежиться в ослепительном блеске и благотворном пламени его лучей. Такая вот существовала мечта. Не боясь выспреннего тона, назову ее золотой нитью, сотканной из солнечной плазмы.

Что это? Рано пробудившиеся наклонности карьериста? Бесплодные грезы юного, но такого стародавнего Обломова? Или вполне осознанное кредо сибарита наших дней — длинноволосого хиппи? Может быть, может быть…

Но тогда давайте назовем циником и ловчилой лупоглазого лягушонка, который спозаранку карабкается на лист кувшинки, чтобы встретить солнечный восход на этой идеально ровной зеленой площадке. А стройному буку, гордо взметнувшему ввысь свою зеленую вершину, скажем:

— Ты карьерист, бук. Неприятно смотреть со стороны, как ты изо всех сил тянешься к солнцу. Хочешь растолкать соседей и всех их опередить?

Промолчит бук, ничего не ответит на такие несправедливые речи. Потому что не такая уж блестящая карьера — попасть в руки колесного мастера и потом всю жизнь бежать куда-то вслед за быстрой упряжкой, нести на себе тяжелую поклажу.

Между прочим, и лягушонок, если его даже рассматривать в лупу, совсем не волосатик, он голенький, как ладонь. А трудится так самозабвенно! И когда пожирает разных вредных для человека и животного мошек и мушек. И когда, натужась до предела, вплетает свой голос в общий лягушиный оркестр, стройности и мелодичности которого могут только позавидовать иные музыкальные ансамбли, призванные услаждать слух меломанов с транзисторами. А если лягушонок иногда и понежится на солнцепеке, то нельзя же считать это обломовщиной или хуже того — хиппизмом…

Вдумайтесь, друзья, хорошенько в эти и подобные им примеры. Не сомневаюсь: вы придете к выводу, что в моих поисках места под солнцем не было абсолютно ничего предосудительного!

Шли годы, я искал. Солнце было далеко-далеко и казалось недостижимым. Я выбирал пригорок, холмик, бугорок и карабкался на него, в надежде оказаться хотя бы на несколько метров поближе к заветной цели. Но случалось, оступался и катился вниз. А иногда меня подводило пресловутое чувство локтя. Вдруг что-то острое впивалось мне в бок, из-за боли я терял равновесие и летел кувырком на исходную позицию. Мои колени были постоянно в ссадинах, а в тех случаях, когда не удавалось заслонить лицо, на лбу возникали синяки и шишки.

И вот однажды, поднимаясь с земли и потирая ушибленное место, я услышал за спиной чей-то ангельский голосок:

— Бедненький, как мне вас жалко! Неужели вам никогда не приходила в голову такая простая мысль, что в одиночку ничего добиться нельзя?

Я живо обернулся и увидел девушку. Ничто так не будоражит душу, как чье-нибудь сочувствие и участие. Я был растроган, ее глаза заметно увлажнились. А ведь от жалости до любви — один шаг. Опять же, не страшась выспренности, сразу же сообщу, что два нежных робких ручейка слились в единый бурный говорливый поток. Впрочем, говорила главным образом она.

— Милый, я убеждена, что мужчины ужасно непрактичны, — рассуждала прелестная женушка, нежно врачуя мои застарелые ссадины и царапины. — Отныне, дурачок, слушайся меня, и тогда ты быстро получишь все, чего тебе хочется достигнуть в жизни.

Я сказал, что мне ничего особенного не нужно, только было бы крохотное местечко под солнцем. Она коротко ответила: будет!

А потом стало происходить что-то странное. Она критически расценивала каждый мой шаг.

Вот мы направляемся в «Распредсолнце».

— Милый, почему ты так спешишь? Ведь мы идем не на пожар, не правда ли?

Я стараюсь идти медленнее.

— Голубчик, ну что ты тянешься, будто неживой? Очнись! Если двигаться по-черепашьи, то мы как раз попадем к шапочному разбору.

Из-за пререканий опоздали. На «Распредсолнце» — огромный висячий замок. И записка: «Уехала на базу за лимитами».

Но вот, кажется, мне подвернулась удача: я нашел подходящее местечко и стою не шелохнувшись, словно врос в землю. Но тут же слышу ее голос:

— Глупышка, не стой как истукан, а оглянись назад — ты отбрасываешь совершенно косую тень. Хочешь, чтобы и вся жизнь у нас пошла наперекосяк?

Нет, я не хочу. И покидаю облюбованное местечко. В другой раз место оказалось идеальным, тень короткой и ровной. Но все равно ей оно не понравилось.

— Птенчик, умоляю, спрячься под дерево. Иначе тебе напечет головку, она у тебя и без того слабая.

Повинуюсь и сую свою голову в пыльную, нагретую солнцем листву.

С годами становится хуже и хуже. Стоит мне мало-мальски сносно устроиться, как она приказывает:

— Уступи место этому симпатичному юноше. Я уверена, что он отзывчив!

Я покорно уступаю место парню, хотя мне до сих пор неясно, каким образом она определила степень отзывчивости его сердца.

Мне все труднее и труднее подлаживаться под ее команды. А они сыплются как горох из худой торбы.

— Поворачивайся быстрее!

— Не юли.

— Держись левой стороны.

— Я сказала тебе: иди направо!

— Не сутулься.

— Чего ты стоишь, будто аршин проглотил?

— Лезь в гору!

— Сейчас же спускайся