"Москва" над Берлином - Борис Николаевич Масленников

— Странная манера у этого Калиниченко: любой служебный разговор — надо, не надо — начинает со слов «командир полка приказал». Как будто нельзя просто сказать — «объявляется боевой вылет по тревоге»…　

Миха тактично промолчал.

А мы в это время…

Мы собрались в своем общежитии — большой, почти квадратной комнате на втором этаже большого кирпичного дома. И — ждали. Мы — это летчики и штурманы «эскадрильи Иванов», пребывающие в приподнятом настроении: и день-то сегодня по-настоящему весенний, солнечный, и боевой вылет обошелся как никогда благополучно, без каких-либо неприятностей — в полете все у всех получалось как надо было, и девушки-официантки, только что угостившие нас отменным обедом, казалось, были по-особому уважительны и обходительны с нами — даже украсили наши обеденные столы благоухающими букетиками первых подснежников.　

А ждали мы команду. Команду, которую обычно передавал Толя Щербина и которая определяла наш дальнейший распорядок дня после возвращения из боевого полета. Иногда звучала приятно услаждающая слух команда «отбой!» и это значило, что каждому предоставляется долгожданный отдых до истечения дня, и что каждый может распоряжаться свободным временем по своему усмотрению. Но в большинстве случаев подаваемая Щербиной команда указывала место и время послеполетного разбора, порядок постановки задачи на следующий день и подготовки к ее выполнению.　

Это — довольно широкий круг вопросов, о которых и летный, и технический состав эскадрилий должен был иметь полное представление и предельно четко знать, как этот круг вопросов в части, касающейся каждого летчика, штурмана, техника и вообще любого причастного к полку человека, будет решаться в день боевого вылета.　

Вопрос вопросов — постановка боевой задачи, которая у нас всегда начиналась привычными словами начальника штаба полка Калиниченко: «Командир полка приказал…» А далее и сам Калиниченко, и командир полка Дорохов или его заместитель Салов, и старший штурман полка Еремин, другие офицеры штаба доводили до присутствующих краткую характеристику предполагаемого объекта бомбардировки и заданное время нанесения удара по нему, маршрут и режим полета, порядок и сигналы взаимодействия с истребителями сопровождения и нашими наземными войсками, расположение запасных аэродромов и средств земного обеспечения самолетовождения (ЗОС), наземную и воздушную обстановку по маршруту и в районе цели.　

Указывался боевой порядок группы. Этот вопрос всегда брал на себя Дорохов, манипулируя длинной указкой по художественно выполненной — творчество Калиниченко — схеме боевого порядка, он уточнял, какой экипаж назначается ведущим всей группы, какие — ведущими эскадрилий, экипажи — заместители ведущих, расположение эскадрилий в группе, звеньев и самолетов в эскадрильях. Он же определял общий порядок выполнения полета от взлета самолетов, сбора группы и ее следования по маршруту, действия группы и каждого экипажа на боевом пути и в особых случаях полета, — до роспуска и посадки всех самолетов на своем аэродроме.　

Схема была хороша. Она отражала все элементы и этапы боевого полета. И место каждого самолета в боевом порядке группы, с указанием его номера и фамилий членов летного экипажа. И — условными обозначениями — средства ЗОС и запасные аэродромы. И маршрут полета с его основными точками: исходным, поворотным и конечным пунктами маршрута, контрольными ориентирами, началом боевого пути, цели, все это изображалось красочно, с соблюдением конфигураций пунктов и характерных ориентиров около них. И маневры при сборе эскадрилий в группу и при встрече с истребителями сопровождения. И действия экипажей в особых случаях: при ухудшении погоды, при вынужденной посадке, при потере ориентировки. И сигналы взаимодействия с нашими войсками. Особо тщательно отображались варианты маневра группы при подходе к цели и уходе от нее.　

Слушая Дорохова и внимательно рассматривая схему, каждый член любого экипажа имел возможность четко представить себе и место своего самолета в боевом порядке по отношению к другим — с экипажами соседних самолетов всегда уточнялся порядок огневого взаимодействия при отражении атак истребителей противника, и всю динамику предстоящего полета, уяснить его детали.　

Постановка боевой задачи всегда заканчивалась, как и начиналась, традиционными словами Калиниченко: «Командир полка приказал, — хотя Дорохов находился рядом с ним и незаметно было, чтобы он что-то приказывал, — командирам эскадрилий обеспечить подготовку летного состава и техники к выполнению боевой задачи до … часов, о чем доложить ему через меня…»　

Подготовка к боевому вылету. Тоже многогранный вопрос, который решали сами экипажи под контролем и с помощью звеньевых и эскадрильских специалистов. Обычно, созвав своих подчиненных, каждый командир эскадрильи коротко уточнял детали подготовки, отвечал на возникшие вопросы и давал команду на продолжение подготовки в звеньях и экипажах. Это значило, что технический состав должен приводить в боевую готовность самолеты, воздушные стрелки-радисты и стрелки, под руководством начальника связи эскадрильи — флагманского радиста — готовить самолетные рации, уточнять и изучать новые радиокоды и сигналы, проверять свое стрелковое вооружение — знаменитые безотказные УТВ.　

Самым важным элементом подготовки, конечно же, была подготовка летчиков и штурманов — от них, от их летного мастерства и умения, в конечном счете, зависел успех боевого вылета. Их подготовка велась, в основном, поэкипажно. Каждый летчик со своим штурманом прокладывали на полетных картах и одновременно изучали маршрут полета, производили его инженерно-штурманский расчет. Большое внимание уделяли изучению цели, особенно, если по ней приходится действовать впервые и она представляет собой важный объект противника.　

Например, когда нам впервые предстояло нанести бомбовые удары по целям, расположенным в стратегически важном пункте — городе-крепости Кенигсберг, мы несколько дней по крупномасштабным картам и громадному, размером с небольшой ковер, фотостенду внимательно рассматривали и изучали заметно выделяющиеся на фотоснимках контуры всех трех оборонительных рубежей противника, окружавших город, с их старинными крепостными фортами и бастионами, с цитаделью-крепостью в самом центре Кенигсберга. Невольно наше внимание обращалось на сооружения и объекты, которые, возможно, в ближайшее время могли быть предметами бомбардировочных ударов. Поэтому тщательно рассматривались кенигсбергский аэродром Девау, на котором базировалось более сотни «мессеров» и «фоккеров», склады горючего в районе Амалиенау, гавани и судостроительные верфи в устье реки Прегель. Показалось нам странным появление в долине этой реки, восточнее города, большого озера, очертания которого отсутствовали на картах самого крупного масштаба. Позднее выяснилось, что гитлеровцы специально открыли шлюзы реки, чтобы затруднить наступление наших войск.　

Мой летчик, Иван Луценко, кудрявый, внешне похожий на артиста Николая Крючкова в кинокомедии «Свинарка и пастух» и обладающий располагающей к нему способностью удивляться вслух всему новому и необычному, тогда удивился:　

— Вот это — цель! Такой мы еще не