Альманах «Российский колокол» №3/2 2019 - Альманах Российский колокол

Эльмара встала, вышла на террасу, закурила, торопливо затянулась, вернулась к столу:

– Еще в нашем начале Ястреб как-то сказал, что не понимает, почему я так обхожусь с ним, и тоже спросил, противен ли мне: да или нет. Я сказала: «Нет». И он в отчаянии бросил: «Не понимаю! Зачем же мучишь меня?» Я ответила: «Ты мучишься сам – я же к тебе равнодушна».

– Очередной страшный удар, – кивнула Ева.

Эльмара пожала плечом:

– Но он и тут устоял: «Да, я мучаю себя сам. Но это держит меня на плаву. В моих муках я – счастливчик».

– Своему французу ты предалась без любви! – оскорбленно возвестила Даша.

– Чего ты при*балась со своей любовью! – оборвала Дашу Ева. – В поисках брака женщине нередко приходится отдавать себя болту без любви, рожать ему детей и быть ему верной. В чем состав преступления?

– Из Кардиоцентра его выписали в конце февраля, – продолжала Эльмара, – а эту записку я сбросила ему 3 марта. Он написал: «Будь счастлива». И – ни звука. Но тут как раз праздник. Я не опасалась, что Ястреб сделает себе что-то дурное. Он не должен был уйти, потому как я-то была жива. Но молчал. И 8 марта я набрала его сама – поздравь, мол, меня. Он спокойно ответил, что не хотел тревожить, что всё понимает и желает мне счастья. Но не удержался в своей геройской позе и настоял на встрече, сказал, что хотел бы увидеть меня, когда толпа моих поздравителей схлынет. Я согласилась. И он явился с розами и бутылками. Сидели на диване, за столиком. Пили. То есть Ястреб еще не пил после своего сердца. Я упилась. Но помню, помню, как Ястреб спросил внезапно после долгого молчания: «Могла бы ты любить меня, только меня, не по-человечески, а по-божески, с обожанием и страстью, душой и телом, если бы мне было не восемьдесят, а сорок?»

– Ну? – склонилась к Эльмаре Ева. – Как ты извернулась?

– Могла бы любить душой и телом. Так ему ответила… Он потянулся ко мне, но сдержался, встал, отошел в сторону. Встала и я. Обняла его. По-человечески.

Ева опустила на стол кулак, но Эльмара возложила на него свои руки, успокоила.

– Обняла. Просто обняла. И он стоял тенью, беззвучно… Сказал тихо, что мог бы стоять так со мной до конца своих дней.

– Тенью? – покачала головой Ева. – Беззвучно? Что-то не похож твой Ястреб на ястреба.

– Ястреб, – утвердила Эльмара. – Но я его приручила.

– Могла бы из него веревки вить.

– Мы же не имели будущего! Он это знал. И не желал знать. Жил так, как будто у него была в запасе вторая жизнь. То есть третья… – Эльмара замерла, теряя нить. Нашла её: – И я уже не смогла играть равнодушие – сказала ему, что меня преследует только один вопрос, который и раньше звучал во мне, и сегодня особенно: как и зачем Всевидящий мог допустить наше несовпадение во времени; и я часто думаю, что Он несправедлив ко мне; но, наверное, нужно быть Ему благодарной за то, что имею… После этих моих слов о несовпадении во времени Ястреб замер, как будто столкнулся с Откровением, и произнес внятно, что я нужна ему вся навсегда, что он не намерен смиряться пред моим Всевидящим, и напомнил, что для него в море время идет вспять; и он уйдет в мировой океан на сорок лет, как Моисей в свою пустыню, но один, и только изредка будет возвращаться к берегам, чтобы подработать и пополнить запасы воды, топлива и еды, и там, в океанах, будет стареть только по паспорту, а на самом деле молодеть; если сейчас ему восемьдесят, через год будет семьдесят девять, еще через год – семьдесят восемь и так далее… Ястреб говорил это и смеялся. И я тоже рассмеялась, и спросила: «А как же я? Ведь буду стареть!» Ястреб ни секунды не сомневался, заявил, что я буду жить в его сердце и потому та я, что на суше, буду ждать его, не старея, и через сорок лет плавания он, Ястреб, оставит Посейдона в покое и явится ко мне на свидание в день моего рождения… Предложил встретиться в Париже, на святилище, на магическом Холме через сорок лет. Встретиться и не расставаться, и радоваться жизни вместе, и, как положено в таких счастливых историях, в преклонном возрасте умереть в один день… Мы отсмеялись. Я сказала, что наша встреча прощальная, приказала не звонить мне теперь и никакими другими способами не тревожить.

– Однако красавец твой Ястреб. – Ева поцеловала Эльмару в лоб. – Благородный тип. Не только надумал сам включить задний ход, но попутно озаботился твоими тормозами. Предположим, ему удалось вернуть свою молодость. Но с тобой он чуть прокололся. Ты, миленькая, тормозила, но слабовато…

– Не смешно, – пошевелилась Даша. – Оставайтесь тут с миром. Я пойду к моему художнику. Буду сидеть, смотреть в его синие глаза, насколько денег хватит.

Ева склонилась к Даше:

– Мы накидались, а Эльма, смотри, ни в одном глазу! И о чем-то всё мыслит. Очнись, дорогая!

Эльмара очнулась:

– С момента нашего с Ястребом прощания прошло ровно сорок лет. Сегодня мой день рождения. Мы на Холме, на святилище. Там, на площади, ваш художник не похож на голливудских. Вылитый Ястреб – тот, молодой, каким поместил себя на титуле своего романа. Я запомнила лицо его, сорокалетнего, навсегда. И еще. Его кумиры были те же – Сальвадор Дали и Ренуар. И художнику с площади Тертр сорок лет, и он смеялся, разговаривая с Дашей.

* * *

Тишина повисла над столом. Первой очнулась Даша:

– Оборотень!.. Я никуда не иду.

– Скажи, Ева, – мрачно вопросила Эльмара, – что происходит?! Скажи!

– Элементарно! Был такой Оккам, монах тринадцатого века, и придумал формулу. Вот один из её вариантов: «Из всех объяснений любого явления истинным является самое простое». Соображаешь? Ты обозналась, Эльма! Зацикленная, обозналась.

– Но он похож! И все эти совпадения…

– Мало ли двойников на свете. Мало ли совпадений.

– Это он!

Ева обняла Эльмару:

– И ты все это носишь в себе?!.. Миленькая моя, драгоценная девочка… Мы явимся туда, к этому художнику, и потрындим с ним, и закроем это темное дело. В оборотней не верю, и мистика – тоже не моё.

– Он объявился именно сегодня!

– Опять элементарно, – нежно оскалясь, откликнулась Ева, указала глазами на потолок. – Хотел повидаться с тобой. Обещал ведь.

Даша промокнула