Альманах «Российский колокол» №3/2 2019 - Альманах Российский колокол

И ходил сей со светлым лицом и не возносился пред ними вниманием Учителя, только взгляд свой часто обращал в себя. И Иаков, толкнув локтем Петра, шепнул:

– Какой от него прок? Не посеет он семена, пророщенные Учителем!

Пётр согласно кивнул головой и добавил:

– Не смирением, но устрашением должно убеждать глупцов, согласятся бо скорее!

Но когда Учитель говорил к народу, и некто сказал ему:

– Там, вне дома, ждут тебя мать твоя и братья твои, желая говорить с тобою, Учитель ответил:

– Кто Матерь Моя? И кто братья Мои? – И, указав рукою Своею на учеников Своих сказал:

– Вот Матерь Моя и братья Мои! Ибо кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне – и брат, и сестра, и Матерь!

И апостолы тогда поклонились и выразили смирение видом своим. А Искариот закрыл лицо рукавом своим и отошёл в сторону.

А вечером Пётр слышал, как он шептал Иисусу:

– Ведь то Матерь Твоя ждала Тебя узреть и говорить с Тобою! – и смотрел жалобно в глаза Учителя. А Иисус не ответил сей раз, и лик Его был холоден.

Он знал всё наперёд, и Ему было жаль Иуду. Ведь Он и Сам мог выйти к слугам Каиафовым, а мог и уйти от них. Но скорбь вечная должна быть питаема жалостью к невинно погубленному и презрением к предателю, не будет бо велика. И колебался Иисус: имеет ли он право и выдержит ли Иуда? И решил раскрыть тому предназначение его.

И когда перед Пасхой собрался Учитель идти в Иерусалим, ученики увидели, как он отвёл Иуду в сторону и долго говорил с ним. И узрели, как Иуда в ужасе обхватил свою голову руками и пал на колени, а Иисус поднял его и что-то ласково сказал, обняв. И стал прохаживаться с ним, держа плечи его рукою Своею.

И Пётр, и Павел, и сыновья Заведеевы ревниво следили за ними.

– Этот простофиля из Кариот совсем возомнит о себе! – проворчал Пётр. И остальные согласились с ним.

Но когда они увидели лицо Иуды, вернувшегося к ним с Христом, ревность их ушла. Лицо Иуды было искажено страданием, глаза застланы слезами.

– Что с ним? – пробормотал Андрей Первозванный.

– Он узнал судьбу свою! – коротко ответил Иисус.

– Она ужасна? – спросил Павел.

– Он согласился принять её, – кивнул Иисус. – Ради Меня и Моего учения. Я благодарен ему.

– Объясни нам, Учитель! – взмолились они.

– Не время! – обронил Иисус. – Но вы удивитесь, встретив его там, где буду Я.

Ибо вы будете мнить, что место его – в геенне огненной.

И когда в Гефсиманском саду Иисус дал знак ему, Иуда пошёл доносить на него, не смея ослушаться Воли Божией. Но прежде подошёл и поцеловал Учителя, смиренно принимая необходимость, губящую его, Иудово, имя, и сгубил себя, восславив имя Сына Божия. И лишил себя жизни. И презрен стал в веках среди рода людского.

И никто не любил Иисуса преданней его.

1991 г.

Дарий

«Уроженец г. Горький. В 1998 году окончил исторический факультет МПУ (МОПИ) им. Н.К. Крупской. Работал учителем истории, мл. научным сотрудником Всероссийского института научной и технической информации (ВИНИТИ), преподавателем кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин Московского военного института радиоэлектроники Космических войск (МВИРЭ КВ), в настоящее время – методист Городского методического центра (г. Москва). В творчестве отдает предпочтение философской лирике, мистической поэзии и прозе. Номинант премий Русь моя 2018–2019 и Поэт года 2018. В литературе отдает предпочтение творчеству А. Мейчена, Г. Майринка, Э. Блэквуда, Ж. Гюйсманса, Дансейни. В свободное время занимается изучением мифологии народов мира, истории эзотерических учений и религиоведением».

От автора

Дорога домой

Ночь… Душное бархатное одеяло, испещренное вечными огоньками звезд. Терпкий запах благовоний вытолкнул на балкон в поисках спасения от ароматного дыма. На этот раз переборщил и вместо просветления сознания чуть не заработал затемнение рассудка. Безлюдная улица замерла, превратившись в кристалл бытия в оправе застывшего времени. Тряхнув головой, сбросил морок. Переход завершен. Двери открылись.

Мотыльки самозабвенно атакуют грязный фонарь, слепо повинуясь природной данности и поколениями умирая в искусственных лучах одинокого убийцы. Что Он хочет сказать мне этой раз за разом повторяющейся картинной аллегорией? Лицемерие Света мне и так известно…

Ритуально набиваю трубку табаком и некоторое время задумчиво пускаю клубы дыма, почти скрывшись в этом рукотворном тумане. Забавно… Вырваться из одного тумана, чтобы погрузиться в другой. Я даже представил, как улыбается бронзовый Будда на прикроватном столике. Его знаки мне понятны. Меняю один туман неведения на другой…Оставил чадить трубку в качестве «ответа Чемберлену». Меня этим не проймешь.

Вернулся в комнату. Будда укоризненно качал головой, прикрыв глаза. Медитируй, Мудрейший. Я не хотел бросить тебе вызов. Моя дерзость вызвана Его появлением. Зажегся огонек музыкального центра и комнату наполнили диковинные звуки диджериду. Он юморист… Несколькими снами раньше устроил мне концерт какого-то напомаженного сеньора, остервенело истязавшего клавесин. Не то чтобы я против классики… Но этот самодовольный тип слишком рьяно распространял ауру нарциссизма. Ждал похвалы, а получил по лицу. Что-что, а дихотомию я усвоил крепко. Надеюсь, Он это понял…

За окном закружились снежинки, постепенно превратившись в пургу. Надев пальто, присел на край дивана. Если все получится, то я уже не вернусь в эту странную комнату. Спасибо Этому дому – идем к Другому. Протянул руку и выключил ночник. Перед погружением во тьму я видел улыбающееся лицо Будды, который участливо смотрел на меня…

Плотно прикрыл дверь и обернувшись, уперся взглядом в разрушенный портик. Бюст печальной Клио одиноко белел в рассеянном лунном свете. Присел на мраморную скамью, закурил. История повторяется, но теперь я другой. Достал походную фляжку с коньяком. Ну, здравствуй… Моя история лишила тебя девичьей легкости, превратив в зрелую женщину. Прости, что лишил тебя невинности, добавив морщин и покрыв патиной грехов лицо. Время не выдает индульгенций…

Порыв ветра закрутил водоворотом, взметнул опавшие листья с выщербленных плит. Пора… Я чувствую Зов. Миновал старый платан. Дом одиноко возвышался вдали. Молчаливый, угрюмый. Вдруг в окне второго этажа зажегся свет, оживив довоенную постройку. Он ждет меня, я знаю. Медленно иду по скрытым кое-где землей булыжникам. Дорога…

Я помню, как первый раз ступил на нее. Завороженный, следовал ее изгибам, иногда замирая, когда она резко исчезала, скрытая землей, и радуясь внезапному проявлению островками в океане заросших кустарником одичавших, некогда ухоженных клумб и лужаек. В детстве я пытался вырвать эту дорогу из земляного плена,