Сообщники - Анна Пестерева

Сидя в позе лотоса с Аней на коленях, я слышала только гул. Все вокруг гудели и говорили будто бы на незнакомом мне языке. Я пыталась поймать чей-нибудь взгляд, зацепиться за нового человека, познакомиться. Но я не подходила и этому обществу.

На следующей сессии Джолин предположила:

– Звучит так, будто у вас не осталось сил на общение, а тем более на дружбу. Материнство может забирать много энергии. Вы так не считаете?

Мы сидели на заднем дворе у Чарли, дети играли в песочнице. Чарли вынесла небольшие пирожные и чай со льдом. Бэт вещала о дизайне своего нового сада, Кларисса переглядывалась со мной и еле заметно подкатывала от скуки глаза. Дети прибежали на пирожные, и я воспользовалась моментом, чтобы отвести Клариссу в сторону.

На лимонных деревьях, к которым мы подошли, зрели ярко-зеленые плоды.

– Как ты? – спросила она.

– Я не хочу отвечать.

Клариссу смутили мои слова.

– Скажи мне, только честно скажи. Если бы мы вчетвером встретились в обычной жизни, в которой нет детей, пусть это было бы в университете, или на работе, или где угодно еще, мы бы стали общаться? Только честно ответь, я тебя очень прошу.

Кларисса прикрыла лицо руками и засмеялась. Казалось, она уже думала об этом.

Я улыбнулась в ответ. Мне тоже захотелось смеяться. Я не хотела привлекать к себе внимание и сдерживала смех, глядя на красивое смуглое лицо Клариссы с симметричными ямочками на щеках.

Надя Ершова

Вторичное вдохновение

А вы знали? Чтобы сыграть психически нездорового, убитого депрессией человека, Хоакин Феникс несколько месяцев выступал со стендапом в Москве.

Сегодня я выступаю четвертая. Начало в шесть вечера. Приятное место рядом с домом-усадьбой Толстого. До моего выхода десять минут, а я до сих пор решаю, о чем буду рассказывать. Последние мои шутки провалились. Выступать в тишину два дня подряд будет больно.

Ночевала у подруги. Я забыла зубную щетку, а она забыла сказать, что у нее отключили горячую воду. Выступаю во вчерашней одежде с грязной башкой. Завязываю пучок и прикрываю сальные пряди солнечными очками. Воспитываю в себе наплевательское отношение к зрителю. Зритель должен знать, что стендап – низкий жанр.

Я одета в цвета украинского флага. Это неосознанное политическое заявление. От пиджака пахнет жареной картошечкой и Dior – тщетные попытки привести себя в порядок. За спиной рюкзак, в руках спальник. Я выгляжу как начинающая бомжиха, с остатками дезодоранта и достоинства. Вру. Достоинство я давно променяла на возможность выступать со сцены.

Я записалась на курсы стендапа в конце двадцатого года. У меня была средняя степень депрессии, и я весила сто килограмм. Карантин окончательно доконал: я работала на удаленке, почти не выходила из дома и каждый понедельник придумывала новый способ похудения, который успешно проваливала к пятнице.

Для выхода на улицу нужен был повод. И я пошла на курсы стендапа. Раньше это были курсы Циммермана, но я даже не пыталась узнать, что это за человек-пароход. Фамилия звучала как лекарство и внушала доверие. Короче, я нажала на сайте кнопку «заказать звонок».

Мне перезвонил подозрительно бодрый и дружелюбный Александр. Он звучал как человек, который через пять минут после знакомства хлебает пиво из твоего стакана.

– Привет, Надежда! Это Саша из Школы стендапа. Ты хочешь к нам на курс?

– Да.

– Отлично! Я пришлю тебе ссылку на оплату. До встречи!

Звякнуло сообщение в ватсапе: «Привет, Надежда!» Знаки препинания говорили вместо голоса тела. Он выделяет обращение запятой! Этому парню можно доверять. Пусть хлебает пиво из моего воображаемого стакана.

«Впереди восемь занятий и отчетный концерт. Ровно через месяц мне надо будет ВЫЙТИ НА СЦЕНУ с микрофоном и рассказать пять минут смешных шуток», – с такой парализующей мыслью я пришла на первую встречу.

Все выглядело как мотивационный тренинг: флипчарт, складные пластиковые стулья, кучка растерянных незнакомцев. Мы пытались знакомиться и шутить. Каждый из нас думал, что он новая звезда стендапа, которая совсем скоро засияет на небосклоне. На самом деле мы были стендап-планктоном, кто-то фосфоресцировал чуть ярче, но оставался такой же биомассой с амбициями.

Среди нас выделялся Карим – маленький казах с осипшим голосом. Оказалось, что это врожденное. Его левый глаз был больше правого. Карим шутил, что левая часть лица – Европа, а правая – Азия. Карим – титулованный стендап-комик, широко известный в узких кругах. Он интригующе заявил, что стендап-курсы ему оплатил богатый меценат, тайный ценитель его комедийного таланта. Мы завистливо вздыхали, у нас не было богатых поклонников.

Началось занятие. Мы сели в круг и начали отвечать на личные вопросы: отношения, домашние животные, драки, воровство, наркотики, секс в необычных местах. Василиса призналась, что занималась сексом в голубятне: «Нас застукали менты и оштрафовали на двести рэ», – без тени смущения поделилась она. Василиса была похожа на принцессу из сказки: махнула левым рукавом – секс в голубятне, махнула правым – менты застукали. Я тоже готовилась к курсу: записывала и вспоминала смешные случаи из жизни, – но такого козыря в рукаве у меня, конечно, не было.

Дальше случилось страшное: нас попросили подготовить материал. «Расскажите о своей “боли”, о том, что вас волнует. И, пожалуйста, не пытайтесь шутить», – напутствовали преподаватели. Моя самая большая боль была в том, что во время карантина меня взяли на новую хорошо оплачиваемую работу, откуда через месяц с треском уволили в мой собственный день рождения. Мы написали кусочки текста и по очереди выходили к микрофону – делиться болью.

Нервное ожидание выхода на сцену превратило меня в бакинский томат в светлом брючном костюме. Сердце билось как у полевки: «Стенд-ап-это-боль». Мне проще было выйти в окно, чем к этому проклятому микрофону. Но очередь дошла до меня. Я потащилась на сцену, как атлант, пригибаясь под тяжестью комплексов к дешевому ламинату. В тот вечер атлант так и не расправил плечи. Моя боль никому не показалась забавной. Но все смеялись, что дизайнер «Российского футбольного союза Департамента женского футбола» вырезает футболисток с фоток и вставляет их на цветной фон.

На следующем занятии я не могла думать ни о чем, кроме того, что подо мной на пластике икеевского стула растекается кровавая лужа. Как сделать так, чтобы ее не заметили? Проклятые менструальные чаши. В перерыве я аккуратно встала – пятна не было, но я все равно натолкала в трусы туалетной бумаги, чтоб спокойно слушать преподавателей. Сегодня нам рассказывали о парадоксах. Всю обратную дорогу я искала их вокруг себя, а дома написала блок про месячные.

«Знаете эти эвфемизмы для слова “менструация”? Обожаю эти кодовые фразы: “красный день календаря”, “гости из Краснодара”. У нас в женском футболе в ходу “красная карточка” и “Месси в штрафной”. Но я притворяюсь, что живу интересной, насыщенной жизнью, и говорю, что сегодня у меня концерт “Кровостока”».

Преподы заряжали и мотивировали. Я возвращалась домой и писала до поздней ночи. Продолжала искать парадоксы, записывала находки. Банально, но я давно не чувствовала себя такой живой. Занятия действовали как мощный эйфоретик. Казалось, я нашла то, что так долго искала.

С ребятами в группе отношения не складывались. Пока все трепались в курилке, я тупила в телефоне и чувствовала себя отвратительно. Мне казалось, что я самый ужасный человек в мире. Скучный и уродливый. Я жалела себя и все больше закрывалась в своей раковине. Но все изменилось после первого прогона. В телеграм написала Оля: смайлы и комплименты в мой адрес. Нас сроднили интеллектуальный снобизм и безэмоциональная подача. Мне нравилось разгонять с ней шутки. Нравилось, как она щурилась, затягиваясь тонкой сигаретой.

Мы иронично поклялись на мизинчиках, что она мой камедибади, а я ее. Навсегда-навсегда. Я придумала, что между нами что-то есть.