Герои и их враги в русской мифологии - Автор Неизвестен -- Народные сказки

Да и как земле не любить крестьянина-пахаря, всю жизнь на ней проработавшего? Поэтому и сумочку с тягой земной он носит шутя, да и поле пашет так, что никто за ним не угонится. Это тот редкий случай среди богатырей, когда мы знаем о семье Микулы Селяниновича, у которого есть две дочери, богатырки-поленицы (поляницы) – Василиса Микулишна, жена Ставра Годиновича, и Настасья Микулишна, жена Добрыни Никитича.

Помимо былины о Святогоре, богатырь – «воплощение крестьянства» является еще героем былины «Вольга и Микула Селянинович», а также ассоциируется с Николаем Чудотворцем.

Перед тем как познакомить вас с этой былиной, следует рассказать и о втором участнике сказания – Вольге Святославиче (он же Волхв Всеславич, или Волх Всеславьевич), племяннике князя Владимира, предводителе княжеской дружины. В родителях у него числился змей, на которого его матушка, княжна Марфа, наступила, гуляя по саду. Появление Вольги (Волхва) на свет ознаменовалось страшным раскатом грома и землетрясением, докатившимся из Киева аж до Индии. Как и его «коллеги», олицетворяющие горы и землю, Вольга тоже непрост и обладает магическими способностями: понимает язык зверей и птиц, умеет сам оборачиваться в разных животных (ясна сокола, серого волка и гнедого тура) и превращает свою дружину на время штурма городской стены в муравьев. В пятнадцать лет Вольга совершает свой первый подвиг, отправившись во главе дружины в поход на «Индейское» царство, решившее напасть на его родной город. Захватив столицу царства, киевлянин убивает тамошнего царя, женится на его вдове и сам садится на трон.

Возможно, некоторые черты Микулы перешли к Николаю Чудотворцу. (Икона св. Николая из монастыря св. Екатерины, Синай. XIII в.)

Таким образом, через гремящий гром Вольга-Волхв оказался связанным с Перуном, а через отца-змея и оборотничество – с Велесом. Так вечные противники примирились в его образе. Но только в его, потому что, как мы увидим далее, всякие змееподобные твари на Русь являлись не раз и битва героев основного мифа продолжалась с неменьшим ожесточением.

О Вольге ходили невероятные легенды. Якобы он умел превращаться «в лютого зверя крокодила». Вот что о нем поведало «Сказание о Словене и Русе и городе Словенске» (XVII век): «Болший сын оного князя Словена – Волхов бесоугодный и чародей, лют в людех тогда бысть и бесовскими ухищрениями и мечты (ритуальные действия) творя и преобразуяся во образ лютого зверя коркодела и залегаша в той реце Волхове водный путь». Конец Вольги-Волхва, согласно этому произведению, был печален: его удавили в реке, после чего труп князя магическим образом поплыл вверх по течению и был выброшен на берег у перынского священного городка, где находилось капище Перуна. Народ новгородский был опечален его смертью и устроил по нему «великую тризну поганскую», насыпав над погибшим князем высокий холм. Здесь, конечно, уже нашли свое воплощение христианские моральные установки, согласно которым разнообразное языческое наследие в былинах (даже если их герои не были отрицательными персонажами) всячески порицалось. Есть предположение, что прообразом Вольги-Волхва были либо князь Всеслав Брячиславич Полоцкий, либо вещий Олег, но специалисты относятся к этим версиям скептически. Разумеется, служителям церкви такой персонаж, как Волхв, не мог нравиться ни при каком раскладе.

В былине «Вольга и Микула», отправившись собирать дань во главе дружины, Вольга заметил в чистом поле человека, который, насвистывая, пахал землю. Поехала к нему дружина, да вот незадача – догнать никак не может. Только на третий день смогла она поравняться с красавцем-землепашцем:

«А у оратая кудри качаются,

Что не скатен ли жемчуг рассыпаются.

У оратая глаза да ясна сокола,

А брови у него да черна соболя.

У оратая сапожки зелен сафьян:

Вот шилом пяты, носы востры,

Вот под пяту-пяту воробей пролетит,

Около носа хоть яйцо прокати.

У оратая шляпа пуховая,

А кафтанчик у него черна бархата…»[33]

Завязался у Вольги с пахарем разговор. Поведал княжич, что едет за данью в подаренные ему дядей, князем Владимиром, три городка. Микула Селянинович (а это был он) предостерег путешественника. Мол, люди там живут лихие (то есть разбойники), самому с ними недавно пришлось столкнуться. Потопят они тебя, князюшка, в реке Смородине.

Вольга уговорил пахаря поехать с ним в товарищах. Микула согласился, выпряг лошадку, но на полдороге вспомнил, что не закинул сошку за ракитов куст, чтобы не украли в его отсутствие. Послал Вольга пятерых могучих молодцов разобраться с сошкой, потом еще десятерых, а затем и всю дружину:

«Как бы сошку из земли да повыдернули,

Из омешиков земельку повытряхнули,

Бросили бы сошку за ракитов куст»[34].

Однако сошка только вертелась на одном месте, но из земли не выдергивалась, пока к ней не вернулся сам пахарь. Играючи вытащил он ее из земли одной рукой, отряхнул от камешков и закинул за тот самый куст. Поскакали они дальше, только вот лошадку крестьянскую княжеская дружина, посаженная на «темно-кариих жеребчиков нелегченных», догнать не может. Захотел князь купить себе кобылу крестьянскую, но отказался Микула Селянинович продать ее даже за большие деньги…

У нас со школьной скамьи сложилось впечатление, что богатыри все время сражаются, но нет, они живут обычной жизнью: ссорятся, мирятся, влюбляются, женятся, изменяют женам…

Одной из самых трагичных историй, связанных с богатырями (кроме, конечно, убийства Ильей Муромцем собственного сына), служит рассказ о Дунае Ивановиче. Из 53 былинных сюжетов три посвящены Дунаю. В них рассказывается о поединке Дуная с Добрыней («Бой Добрыни с Дунаем»), их совместной поездке к литовскому королю для сватовства его дочери за князя Владимира и, наконец, трагической гибели героя и его жены Настасьи Королевишны.

Андрей Рябушкин. Микула Селянинович. Иллюстрация к книге «Русские былинные богатыри». 1895 г.

А началось все с того, что Добрыне стало скучно и он решил поискать себе противника. Выехал в поле и обнаружил там пустой шатер, крытый рытым бархатом, в котором стояли бочка зелена вина с позолоченной чарочкой на полтора ведра и тесовая кровать с пуховой периной. А на шатре висело предупреждение:

«Хто не возьмет этой чары единой рукой,

И хто не выпьет этой чары к едину духу —

А тому ведь молоццу да живому не быть,

От того же шатра прочь не отъехати!»[35]

Разве ж такое мог стерпеть богатырь? Слез он с