Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков

Ознакомительный фрагментк берегу многоводной Кубани. Вероятно, красные ожидали повторной конной атаки. Один вид видневшейся массы нашей конницы лишил их моральной стойкости. Совершился психологический перелом. Разбитый морально красный отряд приостановил обходное движение и отошел со злополучной поляны, обильно политой кровью, к Черноморской железнодорожной станции. Добровольческая армия пережила один из самых критических моментов своего существования. Успех был куплен ценою крупных потерь, но достигнутый результат компенсировал тяжкие потери. Потери конницы генерала Эрдели были так велики, что она должна была оставить район «Садов» и отойти к главным силам. Гвардейская сотня и взвод лейб-казаков, потеряв три четверти своих лошадей и четверть состава своих людей, прекратили свое существование как отдельные единицы, и остаток людей влился в состав 1-го Конного полка полковника Глазенапа. Незаменимую потерю понесла семья лейб-казаков в лице есаула Якова Федоровича Рыковского и подъесаула Николая Павловича Плеве, запечатлевших подвиг своею смертью. (Тела есаула Я. Рыковского и подъесаула Н. Плеве, уже после взятия Добровольческой армией Екатеринодара во время Второго Кубанского похода, то есть через 4 месяца, были извлечены из братской могилы и перевезены однополчанами в Новочеркасск, где и торжественно преданы земле на городском кладбище. В конной атаке 31 марта у «Садов» не приняли участия находившиеся на излечении в походном лазарете подъесаулы С. Краснов и Ф. Рыковский, а также и хорунжие братья С. и Г. Чекуновы. – И. К.) Незаменимые потери понесли и другие конные части. При том тяжком нравственном и физическом состоянии, в коем находилась армия после пятидневных тяжких боев и смерти генерала Корнилова, продолжать атаку Екатеринодара с нашими ничтожными силами было невозможно, и генерал Деникин решил, ради спасения армии, с наступлением темноты снять осаду города и большими форсированными переходами вывести из-под удара екатеринодарской группы красных войск Сорокина.

В ночь на 1 апреля от Екатеринодара в полной тишине потянулись быстрым маршем куда-то на север уцелевшие остатки армии, а из станицы Елизаветинской вышел огромный обоз с 1500 ранеными и подводой, на которой везли два гроба с телами генерала Корнилова и полковника Неженцева. Обоз растянулся на несколько верст. 64 тяжело раненных добровольца при враче и сестрах милосердия были оставлены в станице в надежде, что красные их не тронут. Большая часть раненых и медицинский персонал были с невероятной жестокостью перебиты отрядом матросов, вступившим утром 1 апреля в Елизаветинскую.

В арьергарде шла бригада генерала Богаевского с батареей. Редкой цепью по бокам подвод шли измученные физически и морально подавленные добровольцы. На заре находившиеся в походном лазарете больные подъесаул С. Краснов и Ф. Рыковский узнали о незаменимой потере в семье лейб-казаков. Генерал Эрдели им лично сообщил о доблестной смерти есаула Я. Рыковского и подъесаула Н. Плеве. На просьбу обоих разрешить им с разъездом вернуться к месту атаки и взять тела генерал Эрдели ответил: «Нельзя, родные, смотрите…», и как бы в подтверждение его слов со стороны красных из окраины города раздался орудийный выстрел, и первая шрапнель разорвалась над хвостом обоза.

С рассветом из станицы Андреевской красные повели наступление на голову колонны, стремясь преградить ей путь. Генерал Марков, шедший в авангарде с Офицерским полком и батареей, быстро развернул часть полка и атаковал противника; красные были смяты, отхлынули назад и попали под удар шашек черкесов. Перед вечером колонна прошла брошенные жителями хутора, где немного передохнула и в сумерках вошла в немецкую колонию Гначбау. До крайности утомленные и голодные люди заснули где пришлось. Конная бригада генерала Эрдели прикрывала отход армии с тыла и днем вела бой в районе Екатеринодара и только ночью подошла к колонии. На широкой улице колонии в несколько рядов расположился походный лазарет. В просторных домах устроились на ночлег добровольцы и значительное число раненых. Ночь прошла спокойно.

2 апреля. Здесь Добровольческой армии пришлось пережить моральный кризис и кажущуюся неминуемую гибель. Неудача под Екатеринодаром, первая неудача за весь поход, гибель вождя – все сказывалось в этот день.

В колонии выяснилось следующее: Партизанский полк, начав штурм Екатеринодара в составе 800 штыков, к концу боя имел 300; в Корниловском полку осталось едва 100 штыков; Офицерский полк в боях под Екатеринодаром и во время отхода от него потерял 50 процентов своего состава, то есть 350 бойцов, из которых около 80 человек было убито и до 50 пропало без вести. В полку оставалось не больше 400 штыков. Вся армия, начав бой под Екатеринодаром в составе до 6 тысяч бойцов, в колонии имела менее 3 тысяч бойцов и более 1500 раненых. Каковы были силы противника, стало известно позднее: от 40 до 50 тысяч. Известной стала и цифра его потерь – до 10 тысяч одними ранеными.

Поползли слухи о необходимости распылиться. Некоторые малодушные срезали погоны и другие знаки Добровольческой армии. 4-я рота Офицерского полка стала у штаба армии и выставила часовых… Скученность в небольшой колонии, начавшийся артиллерийский обстрел ее и наступление противника усиливали это подавленное настроение. К счастью, не все этому поддавались. Эта подавленность совершенно не коснулась возглавления армии. Все-таки некоторые ушли (например, командир 4-го кавалерийского корпуса генерал Гилленшмидт со своим вестовым) и бесследно пропали. Потихоньку ушли из наших рядов многие молодые кубанские казаки и возвратились в свои станицы.

Генерал Деникин решил двинуться на север, на станицу Медведовскую, а затем повернуть на восток, чтобы вырваться из густой сети железных дорог, идущих на Екатеринодар, Кавказ и Ростов. Кольцо, сжимавшее измученную армию, охватывало ее все плотней, и нужны были отчаянные усилия, чтобы прорывать его и двигаться дальше. Для большей подвижности приказано было бросить все лишние подводы и часть орудий, так как не было к ним снарядов. Четырехорудийные батареи становились двухорудийными, и при конной бригаде вместо двух орудий оставлено одно. Всех, кого можно, посадить на лошадей. Запас снарядов в артиллерийском парке выражался в количестве 40. Количество подвод уменьшилось на 200. Здесь лейб-казаки вошли в 1-й Конный полк полковника Глазенапа третьим взводом офицерского эскадрона. Взвод принял полубольной подъесаул С. Краснов. Хорунжие Ляхов, братья Чекуновы, подхорунжий Мигулин и казак Харламов получили лошадей убитых офицеров 1-го конного полка.

Чтобы скрыть направление движения армии, пришлось, несмотря на сильный артиллерийский обстрел и наступление противника, остаться в колонии до наступления темноты. Спешно похоронили офицеры в колонии двух своих убитых в бою и отправили в лазарет десяток раненых. В колонии пришлось оставить нескольких умирающих, уже умерших и застрелившихся, похоронить последних не было возможности. Испорченные 5 орудий, брошенное имущество и подводы оставлялись в колонии.

В полной ночной тишине – «не разговаривать, не курить» – двигалась по широкой